Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

впереди от края до края перегородили фургоны. Пневмоглиссер замедлил ход, вильнул вбок, под самую стену портняжной мастерской, и кое-как разминулся с парой понесших лошадей.

– Патера, они сами справятся. Им не впервой, я ведь тебе говорил.

– Но мне, – начал Шелк, – следует…

– У тебя и с ногой, и с рукой дела – хуже некуда, – непреклонно оборвал его пилот. – Вдобавок что, если тебя заметят входящим в… в этакое заведение посреди ночи? Завтра днем – еще ладно, хотя тоже хорошего мало…

Шелк отпустил обтянутый кожей поручень.

– Неужто ты вправду так поспешил с отъездом единственно из опасений за мою репутацию? С трудом верится, знаешь ли.

– Обратно я не поеду, патера, – упрямо ответил пилот, – и сам ты, при всем желании, навряд ли сможешь туда дойти. Куда нам теперь? То есть в какой стороне твой мантейон?

Пневмоглиссер притормозил, повис в воздухе. Оглядевшись, Шелк обнаружил, что они уже на Солнечной, хотя с тех пор, как машина миновала талоса у ворот виллы Крови, прошло никак не более получаса. Так-так… Пост стражи, загаженная птицами статуя советника Долгопята…

– Налево, – рассеянно отвечал он. – Надо бы велеть Бивню – он у нас не лишен художественного вкуса – и еще кому-нибудь из старших мальчишек раскрасить фасад нашего мантейона… Хотя нет. Сначала палестру, а после возьмемся и за мантейон.

– О чем ты, патера?

– Не беспокойся, сын мой: это все так, мысли вслух.

Изначально оба фасада почти наверняка украшали росписи, и, может быть, в грудах бумаг на чердаке обители авгура даже найдется описание их первоначального вида. Если удастся раздобыть денег на краски и кисти…

– Патера, нам еще далеко?

– Еще шесть перекрестков, и мы на месте.

Пара минут, и он покинет машину…

Выходя из приемного зала Крови, Шелк воображал, будто ночная тьма посерела, поредела в преддверии ростени. Теперь напрягать фантазию уже не требовалось: ночь практически завершилась, а он еще не ложился, и ехать осталось всего ничего. Ох, надо, надо было вздремнуть на мягком сиденье, пока имелась возможность! Пожалуй, дома, в обители, ему удастся поспать часа два-три… но никак не более.

Попавшийся навстречу человек с полной тачкой кирпичей крикнул им что-то и пал на колени. Что он выкрикивал, Шелк разобрать не сумел, но вспомнил об обещанном пилоту благословении в конце пути. Кстати, не оставить ли трость на сиденье? В конце концов, она принадлежит Крови! Конечно, Кровь одолжил ее не просто в дорогу, а до самого выздоровления, но хочется ли ему, Шелку, оставлять у себя хоть что-нибудь, принадлежащее Крови? Да, мантейон, однако в действительности мантейон принадлежит ему, ему, а не Крови, что бы там ни утверждали законы и даже сам Капитул. Почему? Потому что патера Щука, истинный хозяин мантейона согласно всем законам морали, оставил его на Шелка, вверил преемнику всю ответственность за мантейон до тех пор, пока сам Шелк не расстанется с жизнью.

Пневмоглиссер снова замедлил ход: пилот начал присматриваться к проплывающим мимо зданиям.

Вздохнув, Шелк принял решение сохранить за собою и мантейон, и трость – по крайней мере, до тех пор, пока не вернет себе мантейон.

– Вон тот дом, пилот, видишь? Под черепичной крышей.

Крепко стиснув в руке набалдашник трости, он убедился, что ее наконечник упирается в пол кабины надежно, не скользя: еще немного, и машину пора будет покидать.

Пневмоглиссер повис над дорогой.

– Здесь, патера?

– Нет. Одна, две… тремя дверями дальше.

– А ты, патера, вправду тот самый авгур, о котором все говорят? На которого снизошло просветление? Я от кого-то из наших, на вилле, перед отъездом слыхал.

– Видимо, да, – кивнув, подтвердил Шелк, – если того же самого сегодня не пережил кто-то еще.

– Люди говорят, ты собираешься вернуть нам кальда. Я не хотел об этом спрашивать, понимаешь? Надеялся, что как-нибудь само в разговоре всплывет. Ты вправду… э-э…

– Что «вправду»? Намерен ли я вернуть городу кальда? Нет, мне дан совсем другой наказ.

– Наказ от одного из богов?

– Да.

Пневмоглиссер опустился на мостовую, верх машины распахнулся, скользнул в борта, и Шелк с трудом поднялся на ноги.

Пилот, выскочив из кабины, распахнул перед ним дверцу.

– А я, патера, сроду не думал, что боги взаправду есть. Сроду в богов не верил.

– Однако они верят в тебя, и этого более чем достаточно.

Поддерживаемый пилотом, Шелк, превозмогая боль, утвердился на первой из выщербленных, истертых крылокаменных ступеней, ведущих к входу в мантейон с улицы. Вот он и дома…

– Похоже, – продолжил он, – ты, не веря в бессмертных богов, веришь в демонов, а сие очень и очень глупо, сын мой. По сути, сие – верх глупости.

Внезапно пилот как подкошенный пал на колени. Шелк, навалившись всем весом на трость, произнес кратчайшее из общеупотребительных благословений и начертал над головой пилота символ сложения.

Пилот поднялся на ноги.

– Давай, помогу, патера. У тебя ведь где-то там, внутри, дом или еще что-то вроде? Идем, доведу до самых дверей.

– Не стоит, я справлюсь сам, – ответил Шелк. – Езжай поскорее обратно, ложись отдыхать.

Учтиво дождавшись его ухода, пилот запустил воздушные двигатели. Обнаруживший, что поврежденная нога изрядно онемела, Шелк с грехом пополам дохромал до узкой садовой калитки, вошел в сад и запер калитку за собой, а едва добравшись до беседки, уже начал горько жалеть об отказе от помощи пилота. Как жутко, как неодолимо хотелось ему отдохнуть, всего-навсего минутку-другую отдохнуть на одной из уютных скамеек под виноградными лозами, где он сидел почти каждый день, болтая с майтерой Мрамор!

Однако голод придавал сил, гнал вперед, шепча на ухо: пища и сон совсем рядом – рядом, рукой подать. Пожалуй, Кровь мог бы проявить большее гостеприимство, распорядившись покормить его хоть чем-нибудь… крепкая выпивка на пустой желудок – угощение отнюдь не из лучших.

Голова гудела отчаянно. Пришлось снова напомнить себе, что исцеление близко: немного поесть, и все будет в порядке. Поесть… а после улечься в постель, уснуть и спать, спать до тех пор, пока… ладно, чего уж там – спать, пока не разбудят. Да, истинно так: пока кто-нибудь не разбудит. Не стоит кривить душой, ибо сила – единственно в правде.

Привычная затхлая духота обители авгура показалась ему нежнее, ласковей поцелуя. Рухнув на стул, Шелк извлек из чулка азот, прижал рукоять к губам, надолго замер, не сводя глаз с оружия. Этот азот она держала в руках и, если верить доктору, подарила ему на прощание… Как же нелепо, противоестественно выглядит сей великолепный, сей драгоценный, сей смертоносный подарок в его руках! Прежде чем он ляжет спать, оружие, до отказа заряженное забытыми знаниями прежнего круговорота, необходимо спрятать, спрятать как можно надежнее. Взобраться наверх, одолев крутую, прогнившую лестницу на второй этаж, он, безусловно, сумеет, а вот спуститься обратно, на кухню, чтоб приготовить