Пустоши Альтерры, книга 3 - Александр Казанцев

Он подавлял, пока не понял, боезапас на исходе. Оставил в ленте лишь десяток патронов. Пальцы замерли на спуске, сердце билось в висках, в груди дрожало, а дыхание сбивалось от напряжения. Наступила пауза — тихая, осторожная, наполненная только ветром, несущим порох и кровь.

Из-за бархана осторожно поднялся корпус, проверяя, жив ли тот, кто только что так безжалостно косил людей. Силуэт замер на мгновение, словно ощупывая тишину, потом поднялся второй. Решили, что лента пуста, шагнули уверенно, открыто, Вектор ждал этого момента. Пальцы снова надавили спуск, пулемёт снова рванул коротко и сухо — пяток пуль ушли почти без отдачи, плотно, в упор. Два силуэта дёрнулись, сложились. Песок окрасился свежей кровью, тела безвольно растянулись на земле.

Ответного огня не последовало. Безмолвие осело над пустошью густым покрывалом.

Он перестал стрелять, когда в ленте осталось всего два патрона — в пустошах всегда лучше оставить запас, чтобы последний выстрел был за тобой. Дышал тяжело, напряжённо, глаза впились в пространство перед собой. Снова мелькнуло движение — на гребне бархана поднялась ещё одна голова, осторожная, нерешительная, будто змея из песка. Илья без колебаний дослал остаток. Голова исчезла мгновенно — убил или нет, неважно.

Илья понимал, противники за барханами тоже чувствуют страх. Урон, нанесённый им, был слишком силён, слишком болезнен, чтобы враг рискнул снова сунуться в открытое пространство. Для них это была не просто неудача — полный провал, кошмар быстрой и лёгкой охоты. Любой, кто ещё мог держать оружие, теперь думал трижды, прежде чем высунуться.

–––

Кляп сыпал матом, надрывал голос, но бойцы оставались на месте. Лежали, вжимаясь в бархан, будто и не слышали его совсем. Час назад слово боевика было законом, сейчас — пустой шум на фоне рёва пулемёта.

Элементарная засада летела в бездну. Половина уже валялась без движения, остальные ползали в песке, цепляясь за дыхание. Всё рушилось — из-за одного проклятого ствола, прижатого к дороге, который не давал даже головы поднять. Те, кто пытался — коптили воздух, растянутые в кратерах. Остальные поняли цену и остались лежать.

Он стиснул зубы, глядя, как трещит по швам то, что должно было быть коротким делом. Думал ведь — нужен пулемёт на багги, чтобы преследовать, добивать. Выбрал стационар: надёжней, не даст броневику сорваться. Ну не дал.

Только теперь — гранатомёт пуст, осталась пара ручных взрывчаток и лёгкое стрелковое, которым по броне хоть до ночи стучи. А до цели двести метров через пекло, и ни один не рвётся их преодолеть.

Ярость душила. Хотелось подняться, рвануть вперёд, потащить за собой. А опыт — трезвый, подлый — говорил другое: берегись.

Кляп видел, старший выбыл от меткого фугаса. Они не пошли в лоб, чтобы избежать случайных потерь — остановились, взяли периметр, разобрали сектора, готовились закончить всё чисто. Какая ирония. Почти успели, но малец всё сломал.

Не дал ни секунды — лёг за ствол и начал бить с такой скоростью и точностью, будто готовился к моменту всю жизнь. Пока их стрелки только прицеливались, а кто-то пытался поднять голову — он уже вёл огонь, прижимая к песку каждого, кто только появлялся в поле зрения.

Пацан превратил их выверенную атаку в бессмысленную мясорубку, в которой они теряли бойцов, не сделав и шага вперёд.

И ведь Кляп его помнил. Тогда, при стычке у Крикуна, парень труханул, прятал взор — тряпка, лишь ноги вытереть и забыть.А теперь — машина войны. Спокойный, собранный, пресекает любую попытку ответного огня.

Он видел, как паника растекается по людям, один отполз, второй уронил винтовку. Те, кто был бойцами, стали просто телами, рассыпанными по бархану.

Это и было худшее. То, чего он боялся с самого начала. Потери не просто проредили строй — сломали стержень. Кляп лежал в пыли, осознавая, как утекает контроль. Сыпется по швам простая, надёжная операция. А пулемёт молотил методичной мясорубкой, превращая их «быструю охоту» в затяжную бойню.

–––

Времени у Ильи думать не было совсем — тело болело от напряжения, в голове стоял глухой звон последнего взрыва. Илья рывком сорвался с места, метнулся обратно в кабину, закидывая пулемёт внутрь. В перчатках пальцы на автомате побежали по приборной панели, нажимая нужные кнопки. Главное сейчас — чтобы пироцелий держал температуру, не успел остыть.

Он резко вжал кнопку запуска. Пресс коротко щелкнул, раздал пшик баллона, двигатель взревел знакомым, хриплым звуком, приходя в сознание, подтверждая, что Мрак всегда обслуживал его вовремя.

“Спасибо тебе, старый сукин сын…”

Пальцы дрожали от адреналина, Вектор уже втыкал передачу. Бронемашина резко дёрнулась вперёд, угрожающе покачнувшись на раненом колёсе. Лобовое стекло покрыто трещинами, в зеркалах — ничего, кроме мутной пыли. Но он помнил, где-то там, в песке под корпусом, лежит напарник. Медленно, осторожно продвинул машину метра на два-три вперёд — ровно столько, чтобы не открыть Мрака под пули.

Остановился. Нейтраль. Выдохнул, привалившись к спинке кресла, втянул воздух так глубоко, как позволяли рёбра. По броне вновь застучали пули, теперь уже без прежней уверенности — скорее нервно, как человек, который в панике пытается удержать ускользающий кошмар.

Нужно было забирать напарника, иначе всё теряло смысл.

Он снова бросился вглубь броневика, лихорадочно переварачивая хабар в поисках ленты к пулемёту. Секунды утекали, найти боеприпасы не получалось, Илья плюнул и схватил винтовку. Быстро зарядил новую пятёрку, щёлкнул затвором, убедился в том, что оружие готово, и выскочил наружу.

Мрак лежал за машиной, лицо в крови и песке, дыхание тяжёлое, хриплое, но глаза открыты. Он смотрел в раскалённое небо, будто видел там что-то, недоступное никому, кроме него самого.

— Живой… — молвил Илья, скорее для себя, чем для напарника.

Один взгляд на напарника — и стало ясно: в одиночку Вектор не справиться. Мужчина был слишком тяжёл, парень его просто не затащит. Правое плечо было в крови, торс обгорел и повреждён взрывной волной. Сам он едва двигался, но и умирать явно не собирался — даже сейчас упрямо цеплялся за жизнь.

Вектор поднялся, вскинул винтовку, дважды выстрелил в сторону ближайшего бархана, просто напугать, заставить тех, кто ещё жив, спрятаться и дать им время.

Словно уловив этот сигнал, Мрак напрягся всем телом, подался вперёд. Он молчал, не издал ни звука, сжал зубы и принял боль, как часть пути. Встретился с Ильёй глазами — коротко, словно в этой