Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

Хайо. Так вышло, что, когда солнцелет приближался к храму, все полицейские, обшаривающие руины, как раз смотрели в другую сторону. Кому-то в лицо шарахнула длинная лента молнии, ослепив и заглушив звуки швартующегося летательного аппарата.

Храм они узнали безошибочно. Его врата хоть и обгорели, но стояли на своем месте, а маковка была подсвечена сине-зеленым. Казалось, будто горит один из тех блуждающих огней, которые появляются в шторм на корабельных мачтах. Молнии, похожие на электрических угрей, сновали по выжженным залам среди дымящихся алтарей.

Храм стоял на скале, и, едва глянув за край, Хайо поняла, что именно со стороны входа в храм Дзун и сделал тот стеллароид.

Внизу лежал серый пляж, как на снимке, справа высился каменистый утес, а слева тянулась темная горная гряда, закрывая обзор с моря. Луна светила ярко, по пляжу медленно ползли темные тени. Проклятие, проявившееся на стеллароиде Дзуна, было в реальности невидимым.

Нацуами тоже его узнал. Он положил руку на плечо Хайо, будто искал опору.

Авано, однако, на пляж едва взглянула. Она поспешно укрылась за большим валуном у ворот и уже оттуда наблюдала, как полицейские снуют по руинам туда-сюда, высоко поднимая в клубах дыма круглые фонари.

– Цирк какой-то, – сказала она, когда к ней подошли Хайо и Нацуами. – В такую бурю им ничего не найти, и они прекрасно это знают. Ну либо это все делается напоказ, для отвода глаз. Иначе люди начнут роптать. Что дальше, Хайо-тян? Как будем искать то, что нашел твой брат?

Еще в солнцелете Хайо обнаружила у себя одного из неиспользованных бумажных человечков, которых делала для Коусиро. Теперь она прижала его к губам, растрескавшимся от жара в театре, опечатала фигурку своей кровью, вдохнув в нее жизнь и свой дух.

Когда шикигами взмахнула рукавами, Хайо поставила ее на землю:

– Ищи.

Шикигами ускакала. Авано поджала губы:

– Бумага же размокнет под дождем.

– Кровь делает ее крепче, в ней ведь часть моей плоти и духа. – Хайо быстро огляделась. – А где Нацуами?

Авано принюхалась и указала на ворота:

– Вон эта тварь, на присутствии которой ты так настаиваешь.

– У «этой твари» есть вполне обычное имя, которое ты можешь узнать, когда он вернется, – холодно ответила Хайо.

– Ты хоть представляешь, каким его видит мой глаз? – Авано схватила Хайо за руку и остановила. – Сплошь зубы и голодная пустота, с головы до ног покрытая кровью, золотая пасть, которая поглотила бы сам свет, если бы могла. Тело, пересобранное и заново выстроенное на каркасе из проклятий. Лес боли. Тень, отбрасывающая саму себя.

Ее страх рос не на пустом месте, но Хайо было не до того. Она стряхнула руку Авано и направилась к Нацуами. Дождь утих. Нацуами таращился в створ ворот, прямо в заполненное дымом пространство храма. Одну руку он прижал к груди, словно ему было больно, а второй держался за опорный столб из шинвуда.

Хайо подошла поближе. Нацуами протянул руку через ворота, подвигал ею, потом опустил.

– По идее, это невозможно, – сказал он, с удивлением рассматривая руку. – Боги не могут проникать на территорию храмов других богов.

– Может, пожар повредил ворота?

– Раз ворота на месте, то и правила храма тоже. – Нацуами развел руками. – Что же это значит?

Хайо покачала головой:

– Спроси Токифуйю, когда проснется.

– Столько совпадений, счастливых случайностей… – Нацуами встал в самом центре ворот. Повсюду бродили полицейские, в упор их не замечая. – Даже я чувствую всю неизбежность происходящего. Так жутко. Надеюсь, тебе никогда не придется насылать ад на меня.

– Я тоже, – искренне ответила Хайо, и тут что-то ткнуло ее в подошву. Шикигами вернулась. – Что там?

Фигурка кивнула куда-то в сторону и исчезла в трещине вдоль стены на углу храмового комплекса. Хайо пошла в указанном направлении, Нацуами за ней.

При их приближении из других трещин в стенах показались еще три бумажные головы. Одна фигурка выскользнула целиком и коснулась руки Хайо, словно полоснув тупым лезвием.

– Мансаку! – Хайо протянула руки. Три бумажные куклы вытащили что-то из стены, уронили это ей в ладони и выпрыгнули сами, распространяя вокруг ауру сознания ее брата. Слабые огоньки жизни теплом окутывали бумажные сердца, отблесками пламени самого Мансаку. – Спасибо.

Доставив посылку, шикигами Мансаку рассыпались клочьями, их крошечные огоньки погасли. Хайо тронула свою шикигами, забирая обратно дух, и осмотрела то, что Мансаку, вопреки воле Полевицы, вынес из огня и не отдал.

Посылка оказалась бамбуковым футляром. На боку футляра обнаружилась дыра – вероятно, она появилась, когда шикигами Мансаку пытался втиснуть его в трещину в стене. Она было собралась открыть футляр, как вдруг рука Нацуами твердо легла поверх ее пальцев.

– Что такое?

– Не открывай при мне. – Вспышка молнии осветила его бледное лицо. – Я не знаю, в чем дело, но, что бы там ни лежало, я очень хочу этим завладеть. Не позволяй мне это трогать, Хайо. Если ты… Помнишь тот голод, который вдруг одолел меня в театре?

– И что?

– В этот раз он пересилит. – Нацуами закрыл глаза, как ребенок, которому в темноте мерещатся чудовища. – Этот голод страстно желает то, что у тебя в руках.

Он с таким страхом произнес последние слова, что у Хайо на шее волоски встали дыбом. А потом она увидела, как из-за валуна выглянула Авано, и адотворческая эн натянулась как струна.

– Обхвати меня за талию, руки сцепи, локти прижми.

– Прости?

– Это тебя сдержит. И не отпускай! – Хайо заметила, что Авано нетерпеливо приближается к ним. Нацуами на миг заколебался, но сделал как велено. – И когда я скажу закрыть глаза – сразу закрой и не открывай, пока не разрешу.

Он быстро-быстро задышал ртом.

– Понял.

– Это то, что припрятал твой брат? – прошептала Авано, подкрадываясь к воротам. Она не сводила глаз с бамбукового футляра в руке Хайо. Наглазник под дождем размок, и на фоне темной стены храма ее водяной глаз пронзительно сверкал, как окно в далекое море. – То, что Сжигатель утаил от Волноходца?

Через дырку в футляре Хайо видела содержимое. Ключевой элемент головоломки.

– Несомненно.

– Прекрасно! – сияя, сказала Авано. – Вернемся на борт и откроем?

– Нет, лучше где-нибудь поближе.

– Поближе?

– Да. Вон там, например. – Хайо указала подбородком в сторону пляжа. Они с Нацуами придвинулись к обрыву. – Увидимся внизу, Авано.

Нацуами крепче сцепил руки, прижал к себе Хайо, и она прыгнула, увлекая его за собой, – прямо с обрыва, вниз, на серый песок побережья.

Двадцать шесть

呪浜

Голод – вот истинное проклятие демонов. Он уничтожает их разум.

Единственный для них способ утолить этот голод и сохранить человеческое сознание – поедать людскую плоть или выросшие на ней груши хитоденаши.

ХАТЦУ

Тридцать второй Адотворец

Нацуами успел перевернуться в полете лицом к морю. Он приподнял Хайо таким образом, что при приземлении она не почувствовала удара о поверхность; ощутила только, как спружинил Нацуами, с размаху опустившись на песок и пустив по нему заметную рябь.

Он поставил Хайо на ноги:

– Ты в порядке?

– В абсолютном. – Хайо огляделась в поисках Авано. Ее пока не было. – А ты?

– Сейчас буду. – Нацуами прерывисто дышал. – Я боялся высоты, когда был человеком. Тело все помнит.

Хайо вздрогнула:

– Спасибо, что не оставил меня, несмотря на страх.

– Ты сказала, что моя жизнь прекрасна самим своим фактом. Я верю тебе. И мне кажется, что, следуя за тобой, я смогу вспомнить, как верить и себе самому. Тогда у меня получится принять все те тайны, которые окружающие хранили ради меня. – Нацуами поднял голову. – Что теперь, Хайо?

Хайо повернулась к высокому утесу на севере пляжа.

– А теперь мы выясним, что прячется за этим проклятием. – Она замерла, присмотрелась к потокам частиц неудачи, вчиталась