Журавли летят на запад - Анна Рябинина

Глава 8

И земля будет рыдать

Когда Сунь Ань рассказывает Чжоу Ханю, что готов вернуться в Китай, тот ему ожидаемо не верит. Хмуро прищуривается и вздыхает.

– И ты правда уверен, что тебе там понравится? Что ты не будешь скучать по Парижу?

– Ты слишком плохого обо мне мнения, – обижается Сунь Ань. – Я там почти половину жизни прожил.

– Мы были детьми, так что это «почти» не считается.

Они сидят у Сунь Аня на кровати, поэтому тот мгновенно кидает в Чжоу Ханя подушку, а тот его за это пинает.

– Господин Эр тоже в Китае почти половину жизни прожил, а так и не прижился, – напоминает Сунь Ань. – Я прекрасно помню, как он радовался, что обратно в Париж вернулся.

Чжоу Хань вздыхает и откидывает голову на назад, чтобы упереться затылком в стену.

– Мне кажется, он чего-то там боялся. Не знаю, чего и почему, но это очень явно видно было, знаешь, будто у него душа болела. А тут он ожил, даже вот в университет подался. И книжку про Китай написал, ты читал ее, кстати? Мрак полнейший.

Они переглядываются.

– Правда?

– Ага, страна варваров и дураков, живущих суевериями. Особенно красочно описывал ту часть сказки про священника, где он попал в деревню с драконами.

Сунь Ань вспоминает: господин Эр правда говорил однажды о чем-то похожем: это была самая жуткая и самая красивая часть истории.

– Знаете, не многие бы смогли пережить то, что случилось с этим священником, – рассказывал господин Эр так, будто сплетничал. – Все же он тогда чуть не погиб.

* * *

Жильберу та деревня не понравилась сразу – большая, богатая, но при этом мрачная. Здесь на него каждый смотрел так, будто мечтал прикопать в ближайшем дворе. Не то чтобы это было совсем уж новостью: Жильберу не были рады нигде, но здесь неприязнь людей достигала каких-то сумасшедших уровней.

– А они меня не убьют? – осторожно интересуется он у Мэя. Тот пожимает плечами.

– В целом не должны.

– Правда, что ли?

Мэй улыбается.

– Не раньше, чем пройдет свадьба. До нее не стоит, а то все благоприятные знаки собьют.

– Спасибо, утешил.

Мэй на этот раз почему-то не прячется: идет рядом, даже подрыгивает от довольства ситуацией. Он даже выглядит более нарядно: переплел косу, чтобы та стала тугой и крепкой, сменил одежды, интересно, а новые-то откуда взял? Из рукава вытащил, что ли?

– А как они могут тебя увидеть? – удивляется Жильбер. – Они же не знают твое имя.

– Это не единственное условие, – ладно, допустим.

– И что мы тут делаем?

– Мы приехали на свадьбу. Обычно они осенью проходят, но ничего.

– Чью? – на это Мэй лишь загадочно улыбается.

Невестой оказывается взрослая, старше тех, кого обычно выдают замуж, женщина. Во Франции такую бы назвали старой девой, как про них говорили в Китае, Жильбер не очень знал. Она скупо и сухо улыбалась, мало разговаривала и совершенно не была похожа на ту, кто вот-вот станет женой. Мэй практически ужом проникает в дом ее семьи, представлется их далеким другом, забалтывает мать девушки, а потом пытается сбежать во внутренний двор.

Невеста, Су Цзяо, легко ловит Мэя за рукав, когда тот пытается перепрыгнуть на крышу. Жильбера это искренне удивляет: все же даже та странная Юй Цин не была настолько бойкой, а уж ему от нее досталось. Интересно, это приходит с возрастом или у Су Цзяо от природы скверный характер? Да и как она вообще смогла заметить Мэя – такого быстрого, явно использующего какое-то свое колдовство?

– Вы куда собрались? – с усмешкой спрашивает она.

– Никуда, – тепло улыбается Мэй. – Я искал вас, мне много о вас рассказывали.

– Правда? Кто?

– Да кто ж не знает красавицу Су Цзяо! – Мэй и Су Цзяо обмениваются взглядами, в которых Жильбер читает лишь желание продолжить ругаться, поэтому спешит вмешаться.

– Мы приехали, чтобы вас поздравить. Даже подарок привезли, – купили на рынке минут двадцать назад, но девушке об этом знать не обязательно.

После этого все идет гладко: Мэй болтает какую-то чушь, девушка вежливо ему кивает, семья девушки лавирует из одной части дома в другую. Гостей разве что нет, но Жильбер решает, что это не проблема: мало ли, может, у этой семьи нет близких?

– А кто ваш муж? – решается спросить он. – Красивый, наверное, человек?

Девушка удивленно на него смотрит.

– Это не человек.

– Что?

– Меня выдают замуж за дракона. Владыку морей, Лун-вана.

Жильбер, должно быть, выглядит настолько шокированным, что девушка против воли мягко улыбается.

– Ну, думаю, дракона не существует, но люди в нашей деревне привыкли отдавать ему в качестве жен женщин: так дракон становится добрее и не топит корабли и лодки, выходящие в море. Сестра моей матери тоже стала его женой. И моя мать тоже.

– Так как же она родила вас? – глупо уточняет Жильбер.

– Ну, это произошло после моего рождения, ее выдали замуж совсем молодой – ей и восемнадцати не было, а я вот дотерпела почти до тридцати, надеялась, что и дальше все хорошо будет, но в последний год штормы участились, значит, пора уже.

Она говорит это спокойно и мягко, будто объясняла ребенку, что зимой нужно носить шапочку и шарф, чтобы не замерзнуть. Кажется, будто это Жильбера хотят скормить дракону, а не ее саму.

– Вас это не тревожит?

– Думаю, что нет. Я всегда знала, что стану его женой. Все женщины моей семьи так делают, а взамен отец сохранит должность управляющего деревни.

Жильбер чувствует на себе взгляд Мэя – насмешливый и лукавый.

Свадьба проходит на следующий день: Су Цзяо доходит до лодки, ложится в нее – как мертвая, и Жильбера передергивает от мысли, что она и правда скоро станет мертвой. На ней алые одежды – никак он не мог привыкнуть, что в Китае так наряжаются в день свадьбы, будто все вокруг в крови, – а лицо кажется бледным-бледным, и алым росчерком на нем выделяются губы. Лодку отталкивают от берега, и почти одновременно он поворачивается к Мэю:

– Мы не можем ее спасти?

– Нет, – Мэй отвечает так сухо и непреклонно, что у Жильбера начинают бегать по коже мурашки.

– Почему?

– Как ты думаешь, тот дракон существует?

– Наверное? Ты же есть, значит, и всякие другие существа тоже должны быть… – Жильбер пожимает плечами, а потом ежится от пронизывающего ветра, который усиливается с каждым мгновением, как лодка отходит все дальше от берега. Мэй косится на него, закатывает глаза, но