Журавли летят на запад - Анна Рябинина

Эта мысль неожиданно тревожит.

– Можно спросить?

– Что? – бормочет Чжоу Хань.

– Как ты думаешь, в других условиях мы с тобой смогли бы дружить так долго?

– Каких других? – Чжоу Хань так удивляется, что резко поднимает голову и ударяется макушкой о подбородок Сунь Аня.

– Ну, например, если бы мы остались в Китае. Ты не думаешь, что мы общаемся сейчас только потому, что больше просто нет никого рядом, вот мы и тянемся друг к другу? И что если бы мы остались там, то не стали бы так близки?

Чжоу Хань смотрит на него внимательно и мягко, и Сунь Ань замечает едва заметную улыбку у него на губах.

– А уехать с тобой я согласился просто потому, что попутешествовать захотел? – уточняет он.

– Ну, ты же был маленький, мало ли что…

– Ты такой дурак, – решает Чжоу Хань. – Знаешь, со сколькими людьми я познакомился, пока учился? С массой самых разных! И что, я стал проводить с ними больше времени, чем с тобой? Нет.

– Разве это не потому, что они не из Китая, и ты не хочешь с ними общаться?

– Ну, это тоже, но не главное.

– Они точно умнее и интереснее меня.

Чжоу Хань закатывает глаза.

– Зачем мне кто-то лучше тебя, если у меня есть ты и этого достаточно? Я дружу с тобой потому, что ты – это ты. Назойливый, болтливый, проливший вчера на пол весь мой чай и затопивший бумаги.

– Я же извинился и даже все убрал, – обиженно напоминает Сунь Ань, вызывая этим у Чжоу Ханя смех.

– Вот видишь! Так что прекращай вот это все. Я схожу завтра узнаю насчет билетов, соберем вещи и съездим домой, а дальше решим, что будем делать.

– Вместе?

– Конечно, куда ты от меня денешься.

Удивительно, но его слова успокаивают Сунь Аня. Возможно, для того, чтобы чувствовать себя лучше, ему просто нужно, чтобы кто-то взял его за шкирку и хорошенько встряхнул. Или, может быть, ему правда было важно услышать, что его не бросят.

Он вспоминает слова Морганы о том, что это она убила своего мужа. Неужели это правда так? Какую боль должен принести человек, чтобы захотеть сделать с ним такое? Сунь Ань крутит в голове этот вопрос, а потом представляет себя, убивающего Чжоу Ханя: как бы он это сделал, почему? Ему почти мгновенно дурнеет, и хочется бежать, пока не стошнило, в ванную.

Да разве же он способен на такое? Разве может сделать больно Чжоу Ханю? Тому, к которому они привык за годы, который всегда поддерживал просто своим присутствием?

Будет так тяжело привыкнуть жить без него – как бы ни рвалось его сердце к Парижу и другой, сложной, яркой жизни, призванной создать новый мир, – все же они столько лет провели вместе.

Сунь Ань вспоминает все моменты их прошлого: как Чжоу Хань сидит допоздна с работами, а потом просыпается рано утром и гремит на кухне всеми чашками на свете, как засыпает днем за столом, а потом пытается оттереть чернила от щеки, как постоянно переставляет вещи в их шкафах, чтобы выглядело красивее, ссорится с чайником и часто роняет во сне одеяло.

Чжоу Хань не заслужил ни единой проблемы в своей жизни, а Сунь Ань и так постоянно их ему подкидывал. Да как же он может добровольно захотеть сделать ему больно?

– Знаешь, не нужно проверять, можно ли уехать отсюда, – решает Сунь Ань.

– Почему?

– Я хочу навестить господина Эра и спросить у него, почему он так сильно хотел уехать из Китая.

Чжоу Хань пожимает плечами.

– Ладно.

Уезжают они еще через два дня: Моргана долго обнимает его на перроне и целует на прощание в щеку.

– Я буду скучать. Очень, – тихо говорит она.

– Может быть, мы вернемся.

– Тогда буду ждать, – Моргана ему улыбается. Иногда Сунь Ань думает о том, что произошло бы, если бы они решили остаться вместе: как быстро они бы поссорились? Они оба знали, что из их влюбленности не выйдет ничего путного, но им нравилось это острое ощущение эйфории, которое возникало, когда они были вместе. Вероятно, Моргане даже не нужен был возлюбленный – она просто хотела почувствовать этот огонь. А теперь им обоим нужна тишина.

Когда поезд трогается, Чжоу Хань спрашивает его:

– Вы что, правда насовсем решили расстаться?

– Да мы и не были никогда парой, – пожимает плечами Сунь Ань. – Просто нам нравилось быть вместе.

Чжоу Хань хмыкает, но больше ничего не говорит, только сжимает его руку.

В Париже Сунь Ань включается в работу только активнее: оббегает всех работников и работниц типографии, собирает отчеты за последние месяцы, отправляет в печать в два раза больше выпусков, чем обычно. Чжоу Хань все жалуется, что того невозможно выловить, но не просит остановиться: они оба прекрасно знают, что Сунь Ань просто пытается заглушить переживания от поездки – и кучей дел, и тем, что возвращается за полночь, сразу засыпает, просыпается раньше всех и снова начинает работать, раскидывает по квартире вещи, создавая видимость сборов и тихо-тихо плачет, уткнувшись носом в плечо Чжоу Ханя в дни, когда тот заходит к нему в типографию.

– Ты же знаешь, что не сможешь прыгнуть выше головы, – шепчет Чжоу Хань.

– Я могу попробовать, – откликается Сунь Ань.

В один из дней Сунь Ань все же забегает к господину Эру. Не домой – тот сам не очень любит там появляться, торчит в своем университете до победного, поэтому приходится дождаться, пока его перестанут осаждать студенты, и протиснуться в аудиторию.

В детстве Сунь Ань обожал господина Эра – тот казался ему мудрым, взрослым, точно знающим все на свете. Он любил его, доверял ему и хотел как можно чаще быть рядом. Когда Сунь Аню исполнилось семнадцать, он как-то неуловимо и отчаянно понял одну вещь: на самом деле все это время господин Эр притворялся. Он ничего не знал и тоже многого боялся. Он казался взрослым и понимающим, потому что они с Чжоу Ханем были маленькими и кто-то должен был их защитить.

Произошло это почти случайно: в тот день он сильно подрался с какими-то хулиганами, которые задирали Чжоу Ханя, сидел в их тогда еще общем доме на ступеньках и вытирал кровь с разбитых губ рукой. Господин Эр сел рядом и вздохнул, а потом спросил самую глупую на свете вещь:

– Неужели ты думаешь, что этим можно что-то решить?

Сунь Ань сразу же нахохлился.

– Нужно было позволить им