Рассвет русского царства. Книга 2 - Тимофей Грехов

Искушение было, врать не буду. После недель в седле, после всей этой московской нервотрёпки, хотелось просто упасть на пуховую перину и забыться.

Ярослав вздохнул, понимая, что спорить бесполезно.

— Упёртый ты, Строганов. Как баран.

— Зато живой, — усмехнулся я. — И очень умный.

Алёна подъехала ближе. Она откинула капюшон дорожного плаща, и ветер трепал выбившиеся из косы русые пряди. Её зелёные глаза не оставляли меня равнодушным, даже спустя столько времени. И сейчас в них застыла какая-то взрослая печаль.

— Дмитрий Григорьевич прав. Хозяин должен быть на своей земле. Это и тебя касается, братец. Уверена, отец захочет узнать обо всём от тебя. Так что даже не думай отправляться в Курмыш.

— Я не… — хотел возразить Ярослав, но сестра знала брата лучше всех. — Эх, как с тобой порой тяжело, — отмахнулся Ярослав от Алены, после чего протянул мне руку. — Просто, скучно без тебя будет. С кем на саблях биться? С кем речи умные вести, и…

— Свидимся ещё, княжич. Уж куда-куда, а в Нижний я буду часто приезжать. Но если совсем скучно будет, то сам приезжай или письма шли.

— И ты шли, — серьёзно ответил он. — Если тяжко с деньгами будет… знай, в Нижнем у тебя друг есть.

Мы разжали руки. Я повернулся к Алёне.

— Прощай, Алёна Андреевна.

Она чуть склонила голову, и уголки её губ дрогнули в едва заметной улыбке.

— До свидания, Дмитрий Григорьевич. Береги себя. И… спасибо. За всё.

Они сели на коней. Ярослав махнул рукой, развернул лошадь и поскакал влево, к Нижнему. Алёна задержалась на миг, обернулась ко мне и помахала рукой.

Стало вдруг пусто и тихо.

— Хорошие люди, — сказал Ратмир, подойдя сбоку. Он стоял, скрестив руки на груди, провожая взглядом поднимающуюся за ними пыль. — Ну что, Дмитрий Григорьевич? — в его голосе звучала непривычная ирония, смешанная с уважением. — Домой?

— Домой, — выдохнул я, разворачивая коня. — Поехали. Нечего грязь месить.

Остаток пути мы проделали в хорошем темпе. Двадцать дружинников, которых дал мне Иван Васильевич, были ребятами тёртыми, службу знали. Вечером следующего дня я увидел на холме у реки Суры деревянную крепость.

Ещё вчера вечером мы наткнулись на разъезд, и наше приближение к Курмышу не стало ни для кого неожиданностью.

Мы въехали в Курмыш и я огляделся. Мало что изменилось. Те же покосившиеся избы, та же грязь под ногами, тот же шум с небольшой торговой площади. Но люди… люди останавливались глядя на наш отряд и шептались, показывали пальцами.

— Митька вернулся!

— Говорят, дворянином стал!

— Брешешь! Митька, сын Григория-десятника? Дворянин?

Я даже не удивился тому, что слухи обо мне уже разошлись. Не в первый раз уже замечал, что секреты тут сохранить крайне трудно.

Я не стал останавливаться. Потом проехал мимо своего участка. Баня почти достроена, крыша у конюшни лежит ровно. И как бы мне не хотелось зайти домой, я решил, что первым делом надо ехать к Ратибору.

Но до его терема я доехать не успел. Видимо, ему доложили, что я въехал, и он выехал меня встречать. Мы одновременно спешились и подошли друг к другу. Народ глазел на нас и что-то шептал.

Честно, я подготовился и приоделся, перед тем как заезжать в Курмыш. И сейчас на мне был дорогой, украшенной вышивкой синий кафтан, сабля на поясе, а позади меня в начищенных кольчугах дружинники, которые оглядывались по сторонам.

Ратибор остановился в трёх шагах от меня и окинул внимательным взглядом. Посмотрел на кольчугу доброй работы, на саблю, на отряд за спиной. В его глазах мелькнуло что-то сложное: облегчение, удивление и… тревога?

— Здрав будь, Дмитрий Григорьевич, — произнёс он громко, так, чтобы слышали все вокруг.

Толпа, начавшая собираться вокруг, ахнула. «Григорьевич?» 'Дмитрий"? Не Митька? И сам боярин ему первым кланяется?

Я поклонился в ответ — с достоинством, не ломая шапку, как раньше, а как равный (ну, почти равный).

— И ты здравствуй, Ратибор Годинович.

Он шагнул ко мне, сгрёб в охапку, похлопал по спине — крепко, аж дух вышибло.

— Ты даже не представляешь сколько у меня вопросов к тебе, — шепнул он мне на ухо, пока мы обнимались, и чуть громче добавил. — Ишь, вырядился…

Отстранившись, обратился к своему Федору, скомандовал:

— Людей разместить в казармах! Накормить, напоить, баню истопить! Обидите гостей — шкуру спущу! — Он повернулся ко мне. — А ты, Дмитрий, пойдём. Разговор есть. Не для чужих ушей.

Глава 21

Ратибор плотно закрыл дверь, задвинул засов и повернулся ко мне. Вся его парадная важность слетела, а лицо стало усталым.

— Садись, — кивнул он на лавку. — Гонца я получил третьего дня от Шуйского.

— И что пишет Василий Фёдорович?

Ратибор налил себе вина и залпом выпил.

— Пишет, что ты теперь большая птица, дворянин Дмитрий Григорьевич Строганов. Вотчина, жалование, право голоса… — Он хмыкнул, глядя на меня поверх кубка. — Ловко. Очень ловко. Я знал, что ты парень не промах, но чтобы тааак…

На лице его была не зависть, а что-то другое… уважение, смешанное с настороженностью.

— Не я это придумал, — сказал я. — Государь так решил, и церковь подтвердила.

— Церковь… — Ратибор скривился. — Церковь подтвердит, что ты хоть потомок Александра Македонского, если ей выгодно будет… или страшно. Ты хоть понимаешь, во что влез?

— Понимаю, — твердо ответил я.

— Высоко взлетел, Дмитрий Григорьевич. Смотри, чтобы орлы не склевали. — Он сделал паузу. — В Москве немногим по нраву такое попрание традиций. Но пока Шуйский при силе, тебе мало что грозит. Но тут есть один весьма немаловажный момент.

— Я не должен забывать кому обязан своим взлётом, так? — уже понимая, куда ведет разговор, спросил я.

— Именно! — он ткнул в меня пальцем. — Пока полезен, ты Строганов. А оступишься, станешь не нужным Шуйскому или Ивану Васильевичу, вспомнят, что ты сын десятника Гришки, и сожрут вместе с грамотой твоей. Я уже говорил… не все рады, что безродный мальчишка, пусть и объявленный Строгановым, получил титул и землю! Бояре терпеть не могут выскочек. Церковь тоже не забудет, что из-за тебя, хоть и косвенно, архиепископа казнили. А Великий князь… — Ратибор помолчал. — Иван Васильевич щедр, но и жесток. Сегодня ты ему нужен, а завтра?

Он был прав. Тем не менее, я понимал, что весь этот разговор был построен для того, чтобы я помнил кому обязан.

— Что ты советуешь? — спросил я, решив отыгрывать предписанную роль.

Ратибор некоторое время смотрел на меня, словно оценивая.

— Делать своё дело, — сказал