Рассвет русского царства. Книга 2 - Тимофей Грехов

Я посмотрел на Шуйского. Тот едва заметно кивнул, в глазах его читалось: «Бери, дурак, пока дают».

Я глубоко вздохнул. Строганов, так Строганов. Фамилия, вроде, подходящая.

— Признаю, государь.

Не знаю зачем, наверное, фильмов насмотрелся в своё время… в общем, я опустился на одно колено.

— И благодарю за память о предках моих, коих судьба разбросала. Клянусь служить тебе верой и правдой. Имя Строгановых не посрамлю.

Иван Васильевич расцвёл. Он подошёл, положил тяжёлую руку мне на плечо.

— Вот и славно, Дмитрий Григорьевич. Вот и славно. Встань.

Я поднялся.

— Земли просил? — спросил Иван уже по-деловому. — Будут тебе земли. Жалую тебе вотчину в уезде Курмышском. — Я заметил как Иван Васильевич с ехидством смотрит на меня. — Да-да, те самые угодья, где ты жил последние шесть лет. Теперь крепость на тебе. Отец твой, хоть и старший в роду, но старшим тебя назначаю. Понял?

— Понял, Великий князь.

— Также, чтобы на ноги смог встать, освобождаю от платежей всяких податей, и государственных, и церковных, сроком на десять лет.

— Спасибо, Великий князь, — искренне сказал я. — Я не подведу.

— Знаю, что не подведёшь, — Иван сжал с силой моё плечо так, — А коли подведёшь, так мы с тобой уже говорили: кол на площади всегда свободен.

Великий князь отпустил меня и кивнул дьяку, что стоял рядом с митрополитом.

— Чин дворянина московского с правом участия в Боярской думе при обсуждении вопросов, касающихся медицины и обороны границ, — зачитал дьяк с официального свитка.

«Да! Я стал дворянином. Не боярином, но близко. Очень близко!» — пронеслись у меня мысли.

В то время дьяк продолжал читать.

— Жалование в размере ста рублей серебром ежегодно. Право на создание собственной дружины для защиты вотчины и службы Великому князю, — он говорил и говорил, пока наконец-то не убрал свиток от лица.

— Ты услышал, чем я тебя вознаградил. Теперь же вставай на колено, и слушай свои обязанности.

Я снова опустился на одно колено. Государь положил руку мне на плечо.

— Клянёшься ли ты, Дмитрий Григорьевич Строганов, служить мне верой и правдой, не щадя живота своего?

— Клянусь, Великий князь.

— Клянёшься ли защищать православную веру и русскую землю от врагов внешних и внутренних?

— Клянусь.

— Клянёшься ли исполнять мои приказы, даже если они будут тебе не по нраву?

Я сжал зубы.

— Клянусь.

Иван убрал руку.

— Встань, дворянин Строганов.

Я поднялся.

— Иди домой, в свой Курмыш, — сказал Иван. — Устрой свою вотчину. Набери людей. Но помни: когда я позову, ты вернёшься. И не один, а с дружиной. Понял?

— Понял, Великий князь.

Он махнул рукой.

— Свободен. Дьяк выдаст тебе грамоту и серебро. Василий, проводи его.

Шуйский кивнул и жестом позвал меня следовать за ним.

Мы вышли из тронного зала.

— Ну, Дмитрий Григорьевич, — усмехнулся Шуйский, хлопнув меня по спине. — Поздравляю с обретением родни. Быстро же ты в гору пошёл. Смотри, голова-то не закружится?

— Время покажет, Василий Фёдорович, — отшутился я, всё ещё переваривая случившееся. — А вот то, что государь мне такую родословную… нарисовал…

— Тс-с! — Шуйский приложил палец к губам. — Ты что несёшь? Какую нарисовал? Истинно всё! В книгах записано! Сами видели! — с этими словами он подмигнул мне.

* * *

Я шёл по коридорам Кремля и пробовал на вкус своё новое имя.

— Я, Дмитрий Строганов. Блин, а звучит!

В голове уже крутились планы. Порох, доменная печь, водяное колесо, прокатные станки, лесопилка. Теперь у меня есть на это право. Осталось найти на всё это ресурсы.

Вечером я вернулся в покои Великой княгини. Мария Борисовна сидела у окна в кресле, укутанная в тёплую шаль. Рядом с ней играл Иван, тогда как Настя шила наряд для куклы

— Митрий! — воскликнул мальчик. — Смотри! Я его раскрасил! Красный кафтан, как у дядьки Михаила!

Я присел осторожно, чтобы не потревожить рану.

— Красавец, — сказал я, разглядывая игрушку. — Настоящий богатырь.

— А ты правда уезжаешь? — спросила Настя, обнимая куклу.

— Да, княжна. Мне пора домой.

— А вернёшься?

— Вернусь, — ответил я. — Когда государь позовёт.

— Тогда ладно, — согласилась девочка.

Тогда Иван протянул мне маленький свёрток, перевязанный лентой.

— Это тебе. От нас, — сказал он. — Меня, Насти и мамы.

Я развернул ткань и достал оттуда деревянный крестик.

— Чтобы Бог хранил, — серьёзным тоном сказала Мария Борисовна.

Я сглотнул комок в горле.

— Спасибо, я буду с гордостью его носить.

Когда дети убежали играть в угол, Мария Борисовна спросила.

— Ну что, дворянин Строганов, доволен?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Но ты получил то, чего хотел. Теперь главное не упустить. Поезжай в Курмыш. Обустрой вотчину.

Мне было уже известно, что Шуйский смог договориться с Иваном Васильевичем, и Ратибор Годинович возвращается в Москву. Более того, ему возвращают все его земли и производства, которые были отобраны в пользу государства и его родственниками. Уж не знаю, зачем Шуйский это сделал, но видимо что-то с Ратибора он поимеет. Меценатом Шуйского вряд ли можно назвать. Хотя, не спорю, для меня он сделал немало добра.

— Тяжело будет, — задумчиво сказал я, хотя внутренне уже ждал когда вернусь домой.

— А никто никому лёгкой жизни не обещал…

* * *

Через два дня я выехал из Москвы. Со мной ехали мои холопы, Ратмир и Глав, небольшой обоз с подарками от Шуйского, и грамота с печатью Великого князя, которая делала меня дворянином. На первые полгода князь доверил мне жизни двадцати дружинников. Ведь когда уедет Ратибор он наверняка заберёт с собой свою дружину. А с кем тогда мне охранять рубежи с Казанским ханством? В итоге мне за полгода придётся придумать, где найти воинов в дружину…

— Эй, Дима! Ты чего задумался? — окликнул меня Ярослав. Он и сестра возвращались домой в Нижний Новгород. И мы ехали сейчас вместе.

Я улыбнулся другу, и ответил, что ни о чём…

«Ну, держись, пятнадцатый век, — подумал я, обернувшись в сторону Москвы. — Это только начало!»

Глава 20

— «Дмитрий Григорьевич Строганов», — мысленно произнёс я, пробуя новое имя на вкус. Звучало солидно и, чего уж греха таить, мне нравилось.

Митрополит Феодосий сработал чисто, комар носа не подточит. По словам Шуйского, было проделано много работы. Книги переписаны, архивы почищены. Теперь для всего мира я — потомок знатного рода! Вот только захудалого, но это я собирался исправить.

Был один немаловажный пунктик. Курмыш, с населением почти в восемьсот душ, и ещё две ближайшие деревеньки под названием Глубокое и Красное, с