Наследник 3 - Дмитрий Шимохин

— Ну что, купец, как твои подопечные?

— Ничего, княже, обживаются. Шумят, правда, да песни горланят с утра до ночи, — улыбнулся Архипка.

— Пусть горланят, на то и скоморохи, чтобы народ веселить, — кивнул я. — Дело к тебе новое есть. Зима на исходе, скоро весна, а там, глядишь, и распутица. Запасы зерна в городе пополнить надобно, пока дороги стоят. Поезжай по окрестным ярмаркам, в ту же Тверь, может, али еще куда, где хлебом торгуют. Закупи жита, овса — чего найдешь по сходной цене. Серебра я тебе дам. Амбары у нас полны, но лишний запас не повредит, людей в Старице прибывает. Справишься?

— Не изволь сумлеваться, Андрей Володимирович! — встрепенулся Архипка. — Дело знакомое, торговое. Все сделаю!

— Вот и ладно. Снаряжай десяток саней, возьмешь холопов в помощь, людей пятерку с полка для охраны, и поезжай с Богом.

Архипка, сияя от важности поручения, откланялся и поспешил исполнять.

Время шло. Дни складывались в недели. Подходил к концу Филиппов пост. Старица готовилась встречать Рождество Христово.

В Сочельник, после строгой службы, город затих в ожидании. А утром седьмого января колокола собора Бориса и Глеба возвестили о великом празднике. Я отстоял всю долгую рождественскую заутреню вместе ближними людьми. В храме было полно народу: и посадские, и служилые. Отец Никий служил торжественно, его голос гулко разносился под древними сводами. Отец Феодор, мой не в меру ретивый духовник, тоже был здесь, сверкая золотом ризы и зорко поглядывая на паству, и на меня в том числе.

После службы я устроил в княжьих палатах большой рождественский пир. Пост кончился, и столы ломились от угощений: жареные гуси, поросята, пироги с рыбой и грибами, медовуха и пиво лились рекой. Я посадил рядом с собой деда и дядюшек, десятников — Прокопа, Микиту, Василия и Ивашку, тверских Микушу и Первака, также Ждана и Илью. Хотелось, чтобы все почувствовали праздник и мою княжескую милость. Поднял первый кубок за здоровье царя Дмитрия Иоанновича и за процветание земли Русской. Потом пили за Старицу, за полк, за всех собравшихся.

На площади перед палатами я тоже устроил гуляние. Горели костры, народ веселился. Скоморохи, хоть и не выучили еще толком новых песен, развлекали толпу старыми, плясали, показывали фокусы. Я распорядился выкатить для служилых и посадских пару бочек пива да медовухи с княжеского двора. Глядя на веселящихся людей, я думал о том, как хрупок этот мир и как важно сохранить его от смуты.

Праздники прошли, и вновь потянулись зимние будни. Тренировки, хозяйственные заботы, мои занятия со скоморохами и обучение сторожей владению пистолями.

И вот, когда январь уже вовсю хозяйничал, принесли весть: Василий вернулся! К городским воротам подходил отряд в полсотни бойцов, кто-то был на санях с семьями, а кто-то и на коне. Впереди ехал сам Бутурлин, а рядом Микита. Я поспешил его встретить.

— С возвращением, Василий! — крикнул я, еще издали завидев знакомую фигуру. — Как путь? Удалось ли?

— Удалось, князь Андрей Володимирович! — Василий спешился, его лицо было обветрено, но глаза горели. — Привел людей, как ты велел. Есть и бывалые, есть и новики. Грамоты и подарки передал, они и помогли.

— А как Савка Кожица? Заезжал ли к нему? — поинтересовался я.

— Заезжал, княже, — подтвердил Василий. — Здравствует он. Стеклом твоим весьма доволен, говорит, отбоя нет от купцов. Деньги за прошлый товар передал сполна, вот они. — Он указал на переметные сумы у одного из своих людей. — Новое, что Тарай изготовил, я ему доставил. Обещал вскоре сам быть в Старице.

— Вот и отлично! — Я был доволен. — Людей веди к Поздею, пусть размещает да в полк определяет. Сам же отдохни как следует.

Василий кивнул и занялся прибывшим отрядом. Я же вернулся в палаты, размышляя о новостях. Полк пополнялся, торговля стеклом шла успешно.

На следующий день приняли клятву у Туляков и сделали новые десятки, перемешав всех людей. Да и серебром я новичков осыпал, а там и подворья им выделили для проживания.

С утра после заутренней на пороге появился отец Феодор. Вид у него был серьезнее обычного.

— Княже, — произнес он, кланяясь. — Отец Иов срочно просит тебя к себе пожаловать. Говорит, дело неотложное и тайное.

Я удивленно вскинул бровь. Прошло немало времени с нашего последнего разговора. Видимо, он что-то узнал или решился.

— Хорошо, отец Феодор. Передай, что скоро буду, — ответил я. — Окиш! — кликнул я верного слугу, а там и одежды сменил и направился к бывшему патриарху.

В монастыре меня провели в келью, где Иов ждал меня один. Он выглядел… решительным, огонь, казалось, вновь загорелся в выцветших глазах.

— Здрав будь, княже, — начал он без предисловий, едва я переступил порог. — Не зря я тебя потревожил. Нашлись следы тех, о ком мы говорили.

Я замер, стараясь не выдать волнения.

— Кормилица царевича Дмитрия, Арина Тучкова, — Иов понизил голос до шепота, — жива. Сослали ее далеко, в Усть-Вымский скит, на Печору. Место глухое, но досягаемое. И она помнит все, княже, ох, все помнит…

Он сделал паузу, давая мне осознать услышанное.

— А старец тот, Варлаам, что с расстригой Гришкой из Москвы уходил… Тот в Самборе объявился. Да только не на воле — в ляшском плену сидит, в замковой тюрьме. Ляхи его за долги ли, за иное ли что держат. Но он тоже свидетель важный, ох, важный… Все Гришкины повадки знает. Думается, выкупить его можно за серебро-то.

Я молчал, переваривая информацию. Кормилица и старец-сообщник. Два конца одной нити, ведущей к правде о Лжедмитрии.

— Благодарю, отче, — наконец выговорил я. — Весть твоя воистину бесценна.

— Не благодарности мне нужны, княже, а действия, — твердо сказал Иов. — Время уходит. Самозванец на троне укрепляется, скоро свадьбу с ляховицей играть будет, а там и корни свои пустит. Нужно действовать, пока не поздно. Как доставить сюда этих людей — думай сам.

— Я подумаю, отче. И сделаю, что должно, — пообещал я, поднимаясь.

Покинув монастырь, вернулся в Старицу, мысли лихорадочно работали. Кормилица на Севере, старец в польском плену. Две сложнейшие задачи. Для первой, северной, Бутурлин вполне подойдет, справится, да и не будет в том крамолы, коли поймают за руку.

Вернувшись в палаты, я не стал мешкать и послал за