Позолоченная корона - Марианна Гордон

– Она была отравлена, – перебила ее женщина в доспехах. – Кто-то подсыпал ей в пищу яд. Не думаю, что эту смерть можно назвать естественной.

Она произнесла это издевательским тоном, как будто Миландра говорила ей о каких-то своих нелепых убеждениях, которые гостья не могла разделить.

Знахарка сложила ладони и прижала кончики пальцев к губам.

– Ваша светлость, я сожалею. Я не могу сделать то, о чем вы просите. Дело не в том, что я не хочу. Я не могу. У меня просто нет сил. – Она помолчала, словно размышляя, стоит ли продолжать, и добавила: – Я ни разу не смогла повторить то, что совершила во время Войны Волн. Не потому, что не пыталась. Мне очень жаль.

У дамы сделалось такое лицо, словно она собралась настаивать, а может быть, даже ударить старуху. Хелльвир было напряглась, но женщина лишь бросила взгляд на тело – и тут же отвернулась, словно ей больно было смотреть. Потом прикрыла лицо мертвой. Дернула головой, и двое солдат, стоявших у порога, подошли, чтобы взять носилки, на которых лежало тело. Дама вышла первой и придержала для них дверь.

Хелльвир смотрела им вслед, пока они шли к воротам. Миландра стояла рядом, скрестив руки на груди.

– Мы уезжаем, – отрывисто произнесла седовласая женщина, обращаясь к солдатам, ожидавшим на улице. – Возвращаемся в Рочидейн.

Слова сами собой вырвались у Хелльвир, она не успела ни обдумать их, ни прикусить язык. Просто неожиданно услышала собственный голос:

– Я могу это сделать.

Воины остановились, госпожа в доспехах обернулась, и край ее плаща взметнулся, поднимая пыль.

– Что ты сказала? – рявкнула она.

Хелльвир почувствовала, что не может пошевелиться; взгляд женщины приковал ее к месту, как булавка прикалывает бабочку к доске.

– Я могу это сделать, – повторила она громче.

Дама обошла носилки и зашагала к дому, положив руку на эфес меча. Миландра схватила Хелльвир за руку и толкнула ее назад с такой силой, что та споткнулась.

– Простите ее, ваша светлость, – быстро произнесла старуха. – Она сама не знает, что болтает.

И знахарка вонзила ногти в руку Хелльвир, давая ей знак молчать.

– Она сказала, что может это сделать, – ответила дама и пристально взглянула на Хелльвир. – Это правда?

– Я могу попытаться, – сказала та, подняв голову, и почувствовала жесткую хватку Миландры.

– Ты можешь это сделать или ты можешь попытаться? – переспросила женщина в доспехах.

– Я могу. Я знаю, у меня получится.

Госпожа смотрела на нее несколько секунд, плотно сжав губы. Потом повернулась и сделала знак своим людям внести носилки обратно.

– По крайней мере, ты готова помочь, – сказала она, заходя в дверь вслед за ними.

Эти слова были обращены к Миландре.

Старуха тем временем оттащила Хелльвир в сторону.

– Ты что задумала? – прошипела она, глядя на ученицу горящими глазами.

Хелльвир никогда не видела ее в таком гневе за все годы, что Миландра была ее наставницей, но решила не сдаваться.

– Я смогу, – упрямо произнесла она. – Я уже делала это прежде.

– Это ничего не значит, – возразила знахарка. – Если ты вернула человека однажды, ты не обязательно сможешь повторить это. Думаешь, я солгала, когда сказала, что пыталась сделать это сотню раз – и безуспешно? Это получается не всегда. А если и получится, взгляни, чего ты лишилась, когда воскресила свою маму. – Она подняла руку Хелльвир, на которой осталось всего четыре пальца. – Думаешь, сегодня платить не придется? Подумай, дитя, – продолжала она, – подумай, что будет, если ты вернешь жизнь этой девушке. Допустим, сделаешь это один раз; по-твоему, они позволят тебе спокойно жить дальше в глуши? Они увезут тебя отсюда и прикажут воскрешать всех подряд: своих знатных родичей, умерших от болезней, военачальников, павших в бою. У них есть власть, они могут тебя заставить. Не делай этого – ради себя!

Хелльвир знала, что знахарка говорит правду. Знала, что должна к ней прислушаться…

– Эта девушка – моя ровесница, – сказала она. – Ей рано умирать. – Хелльвир прикрыла здоровой рукой ладонь Миландры. – Я собираюсь попытаться. Ты не сможешь меня отговорить.

– Ты же даже не знаешь эту девушку. Зачем ты это делаешь?

– Потому что могу это сделать.

«Потому что хочу знать, смогу ли».

– Потому что чувствую: так надо.

«Потому что должна попробовать».

– Потому что могу спасти ей жизнь.

У Хелльвир было такое чувство, словно она стоит перед запертой дверью, которая ждет, пока кто-то повернет ключ в замке и распахнет ее. Сердце забилось чаще от странного волнения, как будто Хелльвир собиралась участвовать в соревновании и твердо знала, что сможет победить, если приложит достаточно усилий. Каждый день с той ночи, когда вернула к жизни мать, она чувствовала некую тягу к воскрешению живых существ и, затаив дыхание, ждала возможности выяснить, получится ли у нее повторить это. Но Хелльвир ничего не рассказывала Миландре, потому что не знала толком, как объяснить, описать это ощущение. Она просто знала, что должна это сделать, – как тогда, в зимнем лесу, когда прижимала к груди мертвую лисицу.

Она высвободила руку из пальцев Миландры и вернулась в дом.

– Я сказала, что попробую, – обратилась Хелльвир к даме. – Но вы должны пообещать мне кое-что.

Та прищурилась и в задумчивости постучала тяжелым перстнем по рукояти меча.

– Если я выполню вашу просьбу, пообещайте, что не принудите меня повторять это. Ни вы, ни кто-либо другой из вашего двора. Вы позволите мне остаться здесь.

Госпожа наклонила голову.

– Отлично, – сказала она. – Договорились. А теперь пора от хвастовства переходить к делу.

Хелльвир прикусила губу. От этой женщины исходила угроза; находиться с ней в тесной комнате было так же тяжело, как стоять рядом с кузнечным горном, в котором пылает огонь. Ее взгляд прожигал насквозь.

– Как ее звали? – спросила Хелльвир.

– Салливейн, – сквозь зубы бросила дама.

Хелльвир знала это имя. Это подтверждало ее догадки; теперь она окончательно поняла, кто эта женщина-воин.

Она взглянула на Миландру.

– Мне нужно сейчас уснуть, – сказала Хелльвир.

Старуха кивнула и с видимой неохотой принялась готовить снотворное. Пока она собирала нужные травы и складывала их в чашу, Хелльвир вышла на улицу.

Она остановилась на дороге, глядя на плывущие мимо семена одуванчика. Все выглядело так же мирно и спокойно, и нельзя было подумать, что в десяти футах от нее, в доме, лежит разлагающееся тело убитой девушки. Хелльвир протянула руку и осторожно взяла двумя пальцами одно семечко. Потом поймала еще два, осмотрела их, убедилась в том, что они целы, и, держа их осторожно, чтобы не повредить, вернулась в дом. Положила семена под стеклянный колпак и села рядом с телом. Хелльвир старалась выглядеть спокойной, создать впечатление, будто знает, что делает, но чувствовала, как бешено стучит сердце. Ей казалось, что оно вот-вот вырвется у нее из груди. Какая-то часть ее сознания, внутренний голос, голос разума, кричал ей: «Что ты творишь? Зачем тебе возвращаться туда?» – «Потому что так надо. – Это было единственное, что могла ответить себе Хелльвир. – Я должна узнать, смогу ли сделать это. И еще я должна ее спасти, если получится».

– Пожалуйста, подождите снаружи вместе с солдатами, – обратилась она к даме.

– Зачем? – возмутилась та, когда знахарка попыталась выпроводить ее.

– Мне тоже было бы нелегко уснуть, когда в комнате столько народу, – резко ответила Миландра, потом, спохватившись, добавила: – Ваша светлость.

Люди с явной неохотой вышли. Миландра вытащила огниво и зажгла свечу.

– Ты уверена, что хочешь этого? – Она произнесла это сквозь зубы, но ее тон был просительным.

Хелльвир кивнула, хотя внезапно лишилась этой уверенности. Миландра подожгла травы в чаше, положила сверху вощеную ткань и подала Хелльвир трубочку, через которую нужно было вдыхать дым. Та поднесла трубку ко рту и сделала глубокий вдох. Веки отяжелели намного быстрее, чем