Позолоченная корона - Марианна Гордон

Он протянул ей руку, и Хелльвир несколько секунд смотрела на нее. Потом, решив, что ничто уже не сможет вывести ее из равновесия, сколько бы она ни прожила на свете, вложила руку в его ладонь. Рукопожатие, чтобы скрепить сделку, – как у обычных купцов.

– Договорились, – произнесла Хелльвир и услышала, как дрожит голос.

Человек улыбнулся; разумеется, он тоже это услышал. Склонился над ее рукой, словно они собирались танцевать, и она содрогнулась.

– Договорились, – произнес он, и это слово становилось больше, громче… оно окружало, поглощало, засасывало Хелльвир до тех пор, пока она не утонула в его черноте.

Она вздрогнула и проснулась. Голова кружилась после снотворного. От резкого холода она ахнула.

– Хелльвир!

Она услышала шаги Миландры и почувствовала ее руку у себя на плече. Тряхнула головой, чтобы прийти в себя, поморгала.

– Она…

Девушка, лежавшая на столе, стремительно села, стряхнула простыню, сорвала с лица повязку, а потом ее стошнило. Хелльвир и Миландра невольно попятились, перевернули кресло. Девушка хрипела, хватала ртом воздух, потом прижала руку ко лбу.

– Онестус, – пробормотала она, обвела комнату бессмысленным взглядом и заметила женщин, которые уставились на нее. – Кто вы?..

Миландра подала ей полотенце, чтобы вытереть лицо, и в этот момент дверь распахнулась, и в дом ворвалась госпожа в доспехах, положившая руку на рукоять меча, как будто собиралась вступить в схватку. Увидев девушку на столе, она застыла на месте.

– Салли? – пробормотала она.

Девушка обернулась. Она еще с трудом дышала и дрожала всем телом.

– Бабушка? – произнесла она. – Что происходит?

Госпожа не ответила. Она подошла к столу, взяла голову девушки в ладони. Казалось, она утратила дар речи. Потом обняла внучку, привлекла ее к себе, прижалась щекой к ее волосам и закрыла глаза.

Когда свита была готова к отъезду, уже стемнело. Воины прикрепили к древкам знамен фонари, и издалека отряд походил на какую-то религиозную процессию. Воскресшая, Салливейн, сидела на лошади бабки, закутанная в толстое одеяло, несмотря на душную ночь. Она все еще дрожала и никак не могла согреться.

Бабка Салливейн стояла рядом с Миландрой и Хелльвир у двери дома. Хелльвир вцепилась в руку старой лекарки, чтобы не упасть. У нее подкашивались ноги.

– У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность, – сказала госпожа. Это было произнесено неестественным тоном, и Хелльвир догадалась, что той не часто приходилось благодарить людей. – Ты даже не представляешь, что сделала для меня.

– Надеюсь, вы не забудете свое обещание, ваша светлость, – напомнила ей Миландра. – Просить человека о подобных вещах можно только один раз.

– Даю слово. Никто из моего двора больше не побеспокоит тебя с подобными просьбами. – Она повернулась к Хелльвир. – Но двор перед тобой в долгу, – сказала она. – Дом Де Неидов… нет, я перед тобой в долгу. Если тебе когда-нибудь понадобится наша помощь, только сообщи.

– Благодарю вас, – пробормотала Хелльвир, неловко кланяясь.

Госпожа наклонила седовласую голову и хотела возвращаться к свите, но задержалась.

– Что там? – спросила она. – На другой стороне?

Хелльвир показалось, что этот вопрос вырвался у нее против воли. Госпожа старела, и страх смерти медленно опутывал ее, как плющ опутывает ствол дуба. Даже сильным мира сего знаком этот страх.

– Пустота, – ответила Хелльвир. – Но мне кажется, что я видела только преддверие смерти. О том, что наступает дальше, мне известно не больше, чем вам.

Госпожа кивнула и ушла к своим воинам. Вскочила в седло позади внучки и взяла поводья. Салливейн смотрела на Хелльвир, крепко сжимая в пальцах края одеяла. Ее лицо было серым от усталости. Хелльвир наклонила голову. Салливейн медленно кивнула в ответ, как будто знала, что деревенская девушка сейчас оказала ей какую-то важную услугу, но не совсем понимала, в чем заключается эта услуга. Хелльвир хотелось бы объяснить это, хотелось бы, чтобы Салливейн осталась еще ненадолго, но ее бабка уже пришпорила лошадь.

Они долго смотрели вслед кавалькаде, направлявшейся в Рочидейн, и Хелльвир внезапно ощутила ужасную усталость. Она положила голову на плечо Миландре, и старуха погладила ее рассеянно, как кошку.

– Это на самом деле была королева? – тихо спросила Хелльвир.

– Да, – ответила Миландра. – Наш дом удостоили посещением особы королевской крови, Хелльвир. Можешь считать себя счастливицей. Девушка, которую ты вернула к жизни, – ее внучка и единственная наследница. Попомни мои слова: воскресив ее, ты избавила эту страну от гражданской войны.

У Хелльвир снова закружилась голова, и ей показалось, что она проваливается в бездонную пропасть.

– Поэтому ее отравили? – прошептала она.

– Не сомневаюсь.

– И что будет? Они снова попытаются это сделать?

– Кто знает? Может быть, увидев, что убитая воскресла, этот человек или люди подумают хорошенько, прежде чем снова покушаться на ее жизнь.

Хелльвир вдруг подумала, что истратила много сил и ничего не достигла. Как будто оставила позади соперников, участвуя в какой-то гонке, но лишь в конце соревнования поняла, что бежала в неверном направлении.

– Идем, дитя, – сказала знахарка. – Помоги мне, надо открыть окна, чтобы избавиться от этой вони. Члены королевской семьи никогда не снисходят до того, чтобы прибрать за собой.

Хелльвир кивнула, и Миландра вошла в дом. Стоя на пороге, Хелльвир обернулась и в последний раз взглянула на мерцающие огоньки, удалявшиеся в сторону столицы. Потом вытащила из кармана бумажку, которую все это время мяла в руке, и, держа ее тремя уцелевшими пальцами, прочитала при свете, падающем из двери дома:

«Там, где большой нос произведет впечатление на королеву,

Дар песни

Утешит ее, когда она заплачет».

Всю ночь и следующий день Хелльвир проспала глубоким сном без сновидений. Тело требовало отдыха, и позднее ей пришло в голову, что она, возможно, лишилась не только пальца. Она утратила нечто неуловимое, точно так же как и в предыдущие два раза. Черный человек в качестве выкупа за Салливейн забрал у нее часть жизненной силы или, может быть, частицу души.

Когда Хелльвир открыла глаза, было уже темно.

Не до конца проснувшись, она вышла из спальни и побрела в мастерскую. Миландра сидела у огня и штопала передник. Увидев Хелльвир, старуха убрала швейные принадлежности с соседнего кресла, налила им по стакану крапивного пива, сваренного в прошлом году, и они некоторое время сидели молча, слушая, как трещат поленья в очаге.

– А ты знала о том, что у Смерти есть карманы? – негромко спросила Хелльвир.

Миландра приподняла брови и слегка наклонилась, как обычно делала, чтобы услышать сказанное единственным ухом.

– У Смерти есть карманы, – повторила Хелльвир. – Да. У него – это вроде бы мужчина – есть карманы. Зачем Смерти карманы?

– У тебя лихорадка, девочка моя?

Они снова помолчали, глядя на плясавшие за решеткой языки пламени и оранжевые уголья. Хелльвир чувствовала, что Миландра наблюдает за ней.

– Ты хочешь знать, почему это существо – Смерть или кто-то еще – говорит с тобой, – заметила старуха. – А мне он никогда не показывался, хотя я бывала там много раз.

Хелльвир кивнула.

– Я подумала: возможно, это потому, что он видит во мне средство достижения своих целей, – произнесла она. – Дурочку, которую может хитростью заставить сделать что-то для него в мире живых.

Миландра поразмыслила над ее словами.

– Возможно, – медленно ответила она. – Но я не считаю тебя дурочкой и не считаю, что ты должна была отказываться от его предложения. Ты поступила разумно, заключив сделку. Ты совершенно права. Тебе придется возвращаться туда. Пусть моя история послужит тебе предостережением. Ничто не проходит бесследно; появятся другие люди, которые захотят, чтобы ты вернула с того света их близких, а ты, точно так же как вчера, не сможешь отказаться. А если откажешься, тебе будет очень тяжело. Но нельзя всю жизнь раздавать пальцы и уши, воскрешая незнакомцев, иначе