Сансара 2 - Евгений Кострица

Рекомендованную врачом терапию Юля решила начать прямо сейчас. Похоже, клятву Гиппократа здесь понимали значительно глубже. Такое лечение не могло не помочь.

Простынку откинули, больничную распашонку задрали на грудь. Полностью сохранивший свою функцию орган уверенно устремлен в потолок.

Моня был готов сгореть от стыда. Он успокаивал себя тем, что в реальности быть такого просто не может. Весь этот сюр – плод его нездорового мозга. Видимо, с ним и правда беда. Неудивительно – все органы чувств клялись, что не врут. Логика всегда пасует перед эмпирическим опытом, пусть даже тот получен в бреду.

Пальцы легкие, но уверенные, сложились в колечко, и сердце стукнуло в ребра. Через минуту Юля перешла на неожиданно продвинутый уровень ласк. Воспрянув духом, Моня понял, что в хороших руках, а секс воистину творит чудеса. Тело переполняло энергией, которую словно вдували, как через трубку, лаская губами и языком.

Реакция не заставила ждать – вцепившиеся в ее волосы пальцы ожили. Эффект терапии был налицо, хоть всё и кончилось быстро. Но это первый успех за очень долгое время. Хорошо было бы его закрепить, максимально усилив стимуляцию естественным образом.

Видимо, Юлька думала так же. Метнувшись к своей сумке, она вытащила из нее «Харон» и, дрожа от нетерпения, надела его на голову Мони.

– Мне так и сказали во сне! А я не верила, дура… – забормотала она с лихорадочным блеском в глазах. – Монечка, милый! Сделай, что просят, и вернешься здоровым! Он это мне обещал!

Мара?!

Моня едва не вскрикнул уже наяву. Эта мысль пронзила, словно космическим холодом обожгла ему мозг. Демон добрался даже до Юли, внушив, что хочет помочь! Но хорошей сделки с ним не бывает. В ней всегда будет подвох.

С другой стороны, что может быть хуже, чем то, что сейчас? Гнить здесь живым овощем, мучая Юлю? Тогда лучше уж смерть!

Подумав об этом, Моня понял, что другого выхода нет. Там может сделать хоть что-то, а вот здесь уже ничего.

Тем временем Юля села на него и, вставив, медленно опускалась на перевозбужденные чресла, дав прочувствовать каждый миллиметр погружения в лоно – момент, о котором Моня боялся мечтать. Ее движения, ритмичные и нежные, уносили всем мысли и чувство вины, позволяя забыть, кто он, кто она, и раствориться в сладком блаженстве. Он словно купался в чистом ласковом свете, исчезая в проникающих всюду лучах, где нет ни Мони, ни Юли, ни больничной палаты.

Осталась только извечно сияющая, безграничная ясность и союз с пустотой, недоступный для обозначения мыслью. Ничто не в силах его описать. Безличное самосознающее присутствие, в котором нет ничего. И в то же время в нем было всё. И оно было всем. К нему уже нечего добавить что-то еще.

Самоосвободившись, переживание исчерпало себя толчками сладостных судорог. Юля, будто выталкивая, сильно надавила руками на грудь, и Моня почувствовал, что покидает тело с последним толчком. Сознание извлекали, точно жука из щели. Лишившись материальной опоры, оно то стремительно падало в пропасть глубокого космоса, то летело над поверхностью каких-то звезд и планет. Вокруг проносились, вытягиваясь в яркие струны, бесчисленное множество других измерений, но Моню ждали в Сансаре. Его звали только туда.

Он чувствовал, как сознание разрывается, словно тонкая ткань, и перед глазами мелькали всё новые образы – река, горящие крылья и мерзкий, сырой запах грибов, который будто чувствовал кожей. Моня летел, словно комета в шлейфе осколков трех его личностей, и каждый отражал боль и страх сразу всех.

18

Без всплеска скользнув в темную воду, сирена шевельнула хвостом, торопясь покинуть проклятое место как можно быстрее. Она не оглядывалась – пещера с грибницей уже позади, но хор еще пел в голове, как насмешка и напоминание о том, что случилось.

Течение охотно подхватило ее, унося вниз по руслу. Здесь река была намного быстрее. Стены, покрытые слабо светящимся мхом, сужались, будто пытаясь сдавить, а каждый шорох и всплеск казались угрозой. Повсюду мерещились щупальца – длинные, цепкие, скользкие. Они тянулись из темноты, готовые схватить и подтащить к любопытным янтарным глазам, что до сих пор ещё чудились.

Экономя силы, сирена плыла бесшумно и лишь слегка подруливала плавничками, опасаясь, что стук сердца услышат. Жабры еще кололо песком, отчего каждый вдох отдавался в них болью. Но хуже всего ощущение чего-то чужеродного и липкого, что вызревало и сочились внутри. Хотелось вырвать, выполоскать всё из себя, но это вряд ли поможет.

Мысль, что некто принял во сне образ ее златокудрого мальчика, вызывала ужас и отвращение. Его теплые руки и губы, кожа, глаза – всё было ложью и маской, под которой скрывалось чудовище, чей настоящий облик, к счастью, уже не узнать.

При попытках вспомнить детали, воображение рисовало всё более жутковатые формы: гуманоидный силуэт, сотканный из нитей мицелия. Вероятно, грибница, воплощенная в столь темной и уродливой форме, оставила в ней свое семя.

Представив это, сирена содрогнулась и уцепилась за выступ, почувствовав тошноту. Вырвало той же отвратительной слизью – вязкой, зернистой, с мелкими шариками, напоминавшим икру. Отложившая ее тварь грибом не была точно. Скорее всего, симбиоз – два разных вида по-своему помогали друг другу.

Освободив желудок, сирена почувствовала себя лучше. Спасибо уже за то, что не съели. Трухлявых холмиков много – другим повезло меньше. Жива, да и ладно.

Ее рука сжала меч, еще завернутый в тряпку, и его тепло, мягкое и успокаивающее, дало крупицу надежды, что всё обойдется. Надо лишь выбраться из подземелья на свет в безопасное место, где живут обычные теплокровные люди без нитей мицелия и скользких тентаклей.

Сирена насторожилась, услышав впереди низкий, нарастающий гул – шум водопада. Течение ускорилось, неумолимо неся прямо к нему, а с обеих сторон стены, точно в тоннеле.

Она представила, как разбивается о камни внизу, кости ломаются, а окрашенная ее кровью вода, уносит перемолотые останки в черную бездну.

Взгляд заметался по сторонам, найдя единственное место, где можно выбраться: провал в стене за поворотом вел в новый зал. Но увидев его, сердце сжалось от ужаса – он был затянут густой паутиной.

Липкие и белёсые полотнища слабо колыхались на сквозняке, а под потолком безмолвно висело несколько коконов. Самого паука пока не было видно. Добыча вряд ли приплывала к нему по реке, значит, в этой пещере должен быть выход.

Путешествовать