Рождение звезды 2 - Асаэ

Сборы были недолгими и легкими, словно и правда собирались не в дальнюю дорогу, а на пикник. Александр с насмешливой небрежностью швырнул в новый, изящный чемодан цвета слоновой кости, купленный в Париже, пару шелковых рубашек, белые брюки и щегольские плавки. Главное сокровище — гитара в кожаном чехле — заняла почетное место у двери. Александр чувствовал себя на удивление легко, почти по-мальчишески беззаботно. Все московские тревоги, газетные склоки и тяжелые взгляды «товарищей в штатском» остались где-то там, за порогом, в душном мареве столицы.

— Сашенька! Ты хоть панаму взял? — из кухни донесся озабоченный голос Анны Николаевны. — На юге солнце палит нещадно! Голову напечет!

— Взял, бабуль, взял! — крикнул он в ответ, закидывая в чемодан блокнот с нотами.

На кухне царил стратегический хаос. Анна Николаевна упаковывала в огромную плетеную корзину съестные припасы. Там уже лежали аккуратно завернутые в пергамент пирожки с капустой и яйцом, бутерброды с докторской колбасой, сваренные вкрутую яйца, обязательная для всех путешественников на поездах варенная курица, пакет с домашним печеньем и несколько яблок.

— Чтобы не голодали в дороге, — ворчала она, заворачивая очередной сверток. — В ресторане этого поезда бог знает что подают. А вы, мальчики, желудками нежные.

Виталик, уже явившийся с огромным спортивным вещмешком, с благоговейным видом наблюдал за этим кулинарным спектаклем.

— Анна Николаевна, да мы с такой провизией до самого Баку без всяких ресторанов доедем! — с восторгом произнес он, уминая в рот предложенное печенье.

Вскоре подошел и Олег, который так же кроме чемодана взял с собой гитару в чехле.

— Все готовы? — спросил он, оглядывая компанию. — Такси ждет внизу.

Дорога до Павелецкого вокзала пролетела в веселой, взвинченной болтовне. Но как только они вышли из машины, их накрыла настоящая симфония дальних странствий. Гулкий гул под высокими сводами, переклички громкоговорителей, объявляющих отправление поездов на юг. Воздух был густо замешан на запахах махорки, пота, дешевого одеколона, дыма паровозов и чего-то неуловимого, но бесконечно манящего — запаха Большой Дороги.

Анна Николаевна, немного растерянная в этой сутолоке, крепко держала Александра за рукав, пока они пробивались к нужной платформе.

— Ты только будь осторожен, — причитала она, поправляя ему воротник. — Деньги спрячь в разные места. Ни с кем не знакомься. И звони, как приедешь! Сразу же!

— Бабуль, да я же не один, со мной Олег и Виталик! — успокаивал он ее, но сам чувствовал легкое щемящее волнение.

— Именно потому и беспокоюсь! — фыркнула она, но в глазах у нее светилась не только тревога, но и гордость.

Они нашли свой вагон. Наступил момент прощания. Анна Николаевна обняла Александра, прижалась к его груди щекой, и он почувствовал, как она дрожит.

— Слушайся там Муслима Магометовича, — прошептала она ему на ухо. — Он человек хороший, не подведет. И… возвращайся, родной.

Виталик и Олег в это время уже закидывали вещи в вагон, обмениваясь шутками с проводницей.

Проводница напомнила о скором отправлении. Пора было занимать места. Александр в последний раз обнял бабушку, почувствовав на мгновение ее хрупкость, и прыгнул на подножку вагона. Дверь с лязгом закрылась.

Он прильнул к окну в вагоне. Анна Николаевна стояла на перроне, она показалась ему такой маленькой и одинокой в толпе. Ее лицо было серьезным, и он прочел на нем все: и любовь, и волнение, и надежду.

Поезд дернулся и, испуская клубы пара, медленно, словно нехотя, тронулся с места. Московские пейзажи поплыли за окном, сначала знакомые, а потом все более чужие. Александр не отрывался от стекла, пока крошечная фигурка совсем не исчезла из виду.

Только тогда он обернулся к друзьям. Вагон, пахнущий древесиной, дезинфекцией и свежим бельем, был их новым, временным домом. Впереди лежали трое суток пути и обещание незабываемого приключения. Московские страхи оставались позади, растворяясь в ритмичном стуке колес.

Дверь купе с лязгом закрылась, отсекая суматошный гам вокзала. Внезапно наступившая тишина оказалась обманчивой — ее тут же заполнил мерный, укачивающий перестук колес, сливавшийся в гипнотический ритм: ты-дыщ-ты-дыщ, ты-дыщ-ты-дыщ. Он, казалось, исходил отовсюду: из-под пола, от стен, от самой вибрирующей души стального состава.

Вагон пах славно и уютно: свежевымытым полом, кожей диванов, древесной пылью и едва уловимым металлическим духом машинного масла. За окном поплыли задние дворы Москвы — унылые, серые, с висящим