Рождение звезды 2 - Асаэ

на веревках бельем и кривыми сарайчиками. Но с каждым оборотом колес город сдавал позиции, уступая место сначала подмосковным дачным поселкам, а затем и бескрайним, залитым полуденным зноем полям. Золотистая волна колосьев сливалась в единое море, и лишь одинокие ветлы, словно часовые, стояли на страже этого безмолвия.

Ребята молча обживались. Виталик, как заправский квартирьер, сразу занял верхнюю полку, свесив голову и комментируя все происходящее. Олег бережно водрузил гитару на свободное место. Александр расстегнул воротник рубашки, присел у окна и замер, наблюдая, как уплывает назад его недавняя жизнь. Чувство легкой, пьянящей свободы смешивалось с щемящей грустью прощания.

К вечеру, когда за окном заалел багряный закат, окрашивая степи в мистические тона, в купе стало невыносимо душно. Раскаленные за день стальные стенки вагона отдавали жар, как печка. Александр распахнул дверь купе настежь, впуская слабый поток воздуха из коридора.

Саша достал гитару. Первые неуверенные аккорды, пробные переборы. Звук был тихим, интимным, заглушаемым грохотом колес. Но затем Александр тихо запел, и его голос, вначале глуховатый, набрал силу, зазвучав в такт покачиванию вагона.

[Куплет]

Вагонные споры — последнее дело,

И каши из них не сварить…

Но поезд идёт, в окошке стемнело,

И тянет поговорить…

Он пел негромко, почти для себя, глядя на мелькающие в сумерках огоньки одиноких деревень. Песня была удивительно созвучна моменту — о пути, о выборе, о спорах, которые остаются позади, но больше созвучна его жизни, он мог пойти по проторенной дороге, но выбрал свою.

Один говорил: «Нам свобода — награда,

Мы поезд куда надо ведём…»

Другой отвечал: «Задаваться не надо,

Как сядем в него, так и сойдём…»

К концу первого куплета он заметил движение в коридоре. К дверям купе, привлеченные звуками гитары и тихим, задушевным пением, подошли несколько пассажиров. Сначала замерла у двери проводница с заварочным чайником в руках. Затем подошел пожилой мужчина в жилетке, прикуривая цигарку. Молодая женщина с ребенком на руках остановилась чуть поодаль, покачивая малыша.

Александр немного смутился, но не остановился. Наоборот, он словно нашел в этой случайной аудитории отзвук. Его голос зазвучал увереннее, чище, наполняя тесное пространство у двери щемящей лиричностью и философской грустью.

И оба сошли где-то под Таганрогом,

Среди бескрайних полей…

И каждый пошёл своею дорогой,

А поезд пошёл своей…

Последний аккорд растаял в гуле колес. Наступила короткая, завороженная тишина, нарушаемая лишь стуком стали о стыки рельсов. И тут пожилой мужчина в жилетке, глубоко затянувшись, хрипло произнес, качая головой:

— Боже ж мой… Да это ж… Семенов? Тот самый, с телевизора?

Проводница ахнула, прикрыв рот рукой:

— Точно! Александр! «Принц»!

Смущение мгновенно сменилось восторгом. Скромный импровизированный концерт превратился в настоящую встречу со звездой. К купе стали подходить другие пассажиры, шепчась и переглядываясь. Кто-то робко попросил автограф, кто-то — спеть еще что-нибудь.

Александр, Олег и Виталик переглянулись. Вечер в поезде обещал быть куда менее скучным, чем они предполагали. Степи за окном погрузились во тьму, но здесь, в освещенном купе, зажглась своя маленькая, неожиданная звезда.

Ажиотаж вокруг их купе постепенно стих. Восторженные пассажиры, получив автографы и насладившись неожиданным концертом, разошлись по своим местам, унося с собой приятное возбуждение от встречи со знаменитостью. В купе снова воцарилась привычная дорожная атмосфера, наполненная мерным гулом колёс и лёгкой усталостью. Ребята уже начали раскладывать бабушкины гостинцы, как вдруг пространство в проёме двери затмила внушительная фигура.

На пороге стоял человек, казавшийся воплощением самого Кавказа. Широкий в кости, с густыми седыми закрученными вверх усами и живыми, чёрными, как маслины, глазами, которые буквально искрились любопытством и добродушием. Он был одет в дорогой, но слегка помятый шёлковый халат поверх пижамы, а в его пухлых, украшенных массивным перстнем пальцах он сжимал изящный футляр для сигар.

— Ассаламу алейкум, соседи! — прогремел его густой, бархатный бас, легко перекрывая шум поезда. — Простите великодушно, что беспокою. Но аромат… аромат вашей трапезы сводит с ума весь вагон! И потом, я слышал музыку. Божественную музыку!

Он вошёл, не дожидаясь приглашения, заполнив собой всё свободное пространство. Его взгляд скользнул по скромной еде, по гитаре, по лицам ребят и остановился на Александре. Блестящие глаза прищурились, изучая.

— Позвольте представиться, — он с достоинством слегка склонил голову. — Джаваншир Мамедов. Скромный директор ковровой фабрики из прекрасного города Куба. А вы, я слышал, не простые смертные, а настоящие артисты!

Виталик, не растерявшись, первым протянул