Рождение звезды 2 - Асаэ

— Это… это был Фельдштейн, — прошептала она, не веря собственным словам. — Только что звонили… из управления культуры Моссовета… Приглашают… рассмотреть вопрос… о твоем участии в закрытии летнего сезона в «Лужниках»….

Саша впервые за эти дни улыбнулся.

— Лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся!

Зов свободы

Первые дни летних каникул обрушились на Москву зноем, пылью и пьянящим ощущением бесконечной свободы. Воздух в городе стал густым, сладким и ленивым, пропитанным запахом асфальта, раскаленного солнцем, и свежескошенной травы из парков. Для Александра это время стало глотком живой воды после удушающей атмосферы последних недель. Давление спало, статьи остались позади, и можно было, наконец, просто выдохнуть.

Он валялся на диване в одной майке, раскинувшись как морская звезда, и ловил сквознячок из открытого окна. Луч солнца пылил золотыми мошками в темноте комнаты. Было тихо, слышно лишь, как за стеной мерно тикают ходики да где-то далеко кричат ребятишки, гоняя мяч. Никаких планов. Никаких репетиций под пристальными взглядами. Только он, пустота летнего дня и блаженное, ничегонеделание.

В такие моменты он почти чувствовал себя обычным шестнадцатилетним парнем, у которого впереди целое лето приключений. Почти. Память о недавней травле и грозном гуле оваций в актовом зале жила под кожей, как заживающий синяк — не болел, но напоминал о себе легкой тянущей болью при неловком движении.

Вдруг оглушительно зазвонил телефон. Александр поморщился. Звонок прозвучал как грубое вторжение в его уютноное пространство, в его мирок из тишины и пыльных солнечных лучей. Он лениво встал и пошел в коридор к аппарату, уже готовый отшить какого-нибудь навязчивого журналиста или чиновника.

— Алло? — буркнул он в трубку, стараясь, чтобы в голосе звучала максимальная недоброжелательность.

— Сашок? Это Муслим! — раздался в ответ не просто громкий, а раскатистый, бархатный бас, который невозможно было спутать ни с каким другим. В нем звучала такая искренняя, заразительная радость, что Александр невольно расправил плечи и сел на диване. — Голос твой какой-то сонный! Уже каникулы, а ты все валяешься, бездельник?

— Муслим Магометович? — Александр опешил. — Здравствуйте! Да я, просто… отдыхаю немного.

— Так, отдыхать будешь у меня! — весело прокомандовал Магомаев. — Слушай сюда! Сижу я тут в Баку, солнышко греет, море шумит, виноград вот-вот поспеет. И думаю: скучно одному. А потом вспомнил про тебя! Чего ты там в своей душной Москве торчишь? Пыль глотаешь? Дуй к нам, на юга! Воздух сменишь!

Александр замер, не веря своим ушам. Он смотрел в окно на раскаленные московские крыши, а в трубке слышался шум другого мира — мира солнца, моря и гостеприимства.

— Да я… я не планировал… — растерянно начал он.

— Какие планы?! — перебил его Муслим. — Планы — это для начальства! У артистов планов быть не должно! Есть вдохновение — вот и весь план! Приезжай! Выступим вместе на нашем телевидении, песни новые споем! Я тебя с нашими музыкантами познакомлю, с виноделами — людьми души! Или вино тебе еще рано, ну да не важно они и сок делают! Отдохнешь как следует! Гостеприимство у нас, брат, в крови! Не отказывайся, обидишь!

В его голосе не было настойчивости чиновника или расчетливости продюсера. Было теплое, братское, чуть хулиганское предложение от друга, от которого невозможно отказаться. Александр почувствовал, как по его телу разливается волна предвкушения. Баку. Море. Муслим Магомаев. Это был сценарий идеального лета.

— Я… мне нужно с бабушкой посоветоваться… — почти прошептал он, уже мысленно собирая чемодан.

— Конечно, посоветуйся с Анной Николаевной! — одобрил Муслим. — Передай ей самый сердечный привет! Жду звонка! Решайся, Сашок! Не раздумывай долго! Пока!

Трубка захлопнулась. Александр сидел с телефонной трубкой в руке, уставившись в пространство. Комната, еще минуту назад такая уютная и ленивая, вдруг стала тесной и душной. Ему захотелось немедленно вскочить, куда-то бежать, действовать. Он вдруг ясно ощутил, что Москва с ее интригами и опасностями — это ловушка, а тот голос из трубки — это зов свободы.

Он влетел на кухню, где Анна Николаевна чистила картошку.

— Бабуль! — выпалил он, запыхавшись. — Ты только не пугайся! Звонил Муслим Магомаев! Приглашает меня к себе в Баку! Говорит, отдохну, выступлю… Это же… это же здорово?

Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, как маленький мальчик, просящий отпустить его в первый поход. Анна Николаевна отложила нож, внимательно изучила его сияющее, ожившее лицо.