Рождение звезды 2 - Асаэ

— Угощайтесь, Джаваншир… э-э…

— Мамедович! — с готовностью подсказал тот, с удовольствием принимая угощение. — Спасибо, джанум, спасибо! О, настоящая русская кухня! Благослови Аллах руки, что её готовили!

Пока он с аппетитом уплетал пирожок, его взгляд снова вернулся к Александру.

— Знаете, у меня слух абсолютный, — заявил он, заговорщически понизив голос. — Я по первому звуку могу отличить шерсть ламы от верблюжьей. И голос… Голос я тоже узнаю всегда. Ваш, молодой человек, я слышал по телевизору. Это же вы пели в «Голубом огоньке»?

Александр смущённо кивнул. Джаваншир ахнул, от восторга подняв руки к небу.

— Аллах акбар! Я сидел и плакал, как дитя! Моя жена Зулейха плакала! Все ковры в гостиной были залиты слезами! Это была не песня, это была… молитва! Исполненная огня и стали!

Он вытащил из футляра не сигару, а небольшую изящную фляжку из тёмного стекла.

— Такой момент нельзя оставлять без должного внимания! Прошу! — он отёр горлышко краем халата и первым протянул флягу Александру. — Настоящий ароматный коньяк, сам гнал, из кубинских сортов! Не отказывайте, это к большой удаче!

Затем он угостил Олега и Виталика, а потом, не смущаясь, вышел в коридор и громко позвал:

— Эй, соседи! Не стесняйтесь! Идите сюда! Здесь настоящее чудо сидит! Живая легенда!

В купе снова начали собираться люди. Джаваншир, не переставая, щедро раздавал комплименты и угощал всех подряд из своей волшебной фляжки, а затем из карманов халата стали появляться пакетики с курагой, инжиром, лукумом и орехами.

— Нет, нет, это невозможно! — вдруг воскликнул он, хватая Александра за руку. — Вы не можете просто так проехать мимо моего дома! Вы должны свернуть! Сойти в Кубе! Я вас отвезу на свою фабрику, покажу, как ткутся настоящие шедевры! Я закажу пир на весь аул! Будем резать барашка, самого жирного! Жена испечёт пахлаву такой сладости, что вы забудете своё имя! Вы будете петь для моих детей, для внуков, для всех родственников! Три дня и три ночи мы будем пировать!

Александр, смеясь и пытаясь вырвать руку из его железной хватки, начал вежливо отказываться:

— Джаваншир Мамедович, я очень тронут, честное слово! Но нас ждут в Баку… Обещали… Муслим Магомаев…

Услышав это имя, кавказец на мгновение замер, его лицо вытянулось в комической гримасе разочарования.

— Магомаев? — прошептал он с почтительным благоговением. — А… Ну, если Магомаев… Тогда да… Тогда это дело другое. — Он тяжело вздохнул, будто у него отняли самое дорогое. Но уже через секунду его лицо снова озарилось улыбкой. — Ладно! Значит, в следующий раз! Но вы дайте слово! Обязательно приедете! Цех лучших ковров будет к вашим услугам!

И, тут же утешившись, он снова принялся угощать всех вокруг, рассказывая байки о тонкостях ковроткачества и нахваливая гостеприимство родного края. Купе наполнилось смехом, щелчком скорлупы орехов и неповторимой атмосферой южного радушия, превратив дорожный быт в настоящий пир.

Где-то после полуночи поезд, содрогнувшись всеми своими стальными мускулами, начал сбавлять ход. Громыхание и перестук колёс сменились тягучим, шипящим скрежетом, и состав, наконец, замер на каком-то крошечном полустанке, затерянном в бескрайней степи. Огней вокруг почти не было — лишь тусклый фонарь у будки путевого обходчика да бледный прямоугольник освещённого окна станционного домика, в котором, казалось, уже двадцать лет никто не жил.

В купе спали. Виталик на верхней полке посапывал, разметавшись. Олег, уткнувшись лицом в стенку, глухо ворочался. Даже неутомимый Джаваншир затих, укрывшись своим шёлковым халатом.

Александр не спал. Его мучила та странная, щемящая бессонница, что накатывает в дороге, когда тело устало, а душа воспарена и чутка к каждому шороху. Он тихо спустился с полки, натянул на себя рубашку и, крадучись, чтобы никого не разбудить, вышел в тамбур.

Ночной воздух ударил в лицо — прохладный, свежий, до головокружения густой и пьянящий. Он пах полынью, остывшим за день камнем и далёкой, невидимой водой. Александр спрыгнул на щебёнку, и его шаги оглушительно громко зашуршали в абсолютной, звенящей тишине.

Он отошёл от поезда на несколько шагов и замер, подняв голову.

И увидел небо.

Не московское, блёклое от городской засветки, а настоящее. Бескрайнее, чёрное, бархатное, живое. Оно было таким огромным, таким всепоглощающим, что на мгновение у него перехватило дыхание и закружилась голова. Казалось, стоило лишь оторвать ноги от земли, и ты упадёшь в него, утонешь в этой бездне.

А в этой бездне горели звёзды. Мириады. Они были не просто точками — они были россыпью алмазной пыли, гигантскими скоплениями светящегося песка, туманными реками и озёрами мерцающего молочного света. Млечный Путь