Индульгенция 6. Без права на ошибку - Тимур Машуков

фундаментах новых небоскребов, полезли Ткачи Иллюзий. Неуловимые, меняющие облик, они сеяли панику. Один мог показаться ребенком, зовущим на помощь, а когда к нему подбегал солдат — оборачивался гроздью щупалец с игольчатыми зубами. Другой принимал облик падающей колонны или провала в асфальте.

Город погрузился в хаос страха и взаимного недоверия. Над Кремлем взвились десятки темных магов. Их фигуры, окутанные багровым и черным сиянием, парили как зловещие стервятники. Они не строили щитов. Они наносили удары. Черные Молнии рвали пространство, испепеляя Ткачей целыми гнездами. Теневые Клинки, материализованные волей, рассекали невидимых врагов. Но Ткачи были хитры. Они укрывались среди мирных жителей, используя панику как щит.

Пришлось вводить в бой Темных Следопытов — магов-универсалов, чьи чувства могли отличить фальшивую боль от настоящей, иллюзию от реальности. Они шли по следу, а за ними, неся смерть настоящим чудовищам, двигались отряды Имперской Гвардии с освященными клинками и амулетами, подавляющими слабые иллюзии.

Перед озером Виви, под защитой усиленного щита Отрицания, поставленного жрецами старых богов, стояла хрупкая женщина. Моя мать. Ее лицо было бледно, но непоколебимо. Рядом, сплетаясь светом и тенью, парили Мавка и Навка. Их ауры, обычно нежные и холодные, теперь пылали яростным светом и поглощающей тьмой, отражая редкие выстрелы энергии или атаки прорвавшихся Мелких Скверн. Каждый щит, поставленный ими, каждый отраженный удар — это был крик ко мне через пространство: «Мы держимся! Иди!»

Псково-Печерский Храм, Северо-Запад. Древние стены, освященные веками молитв, дрожали под ударами. Снаружи, из черного разлома в земле, бившего смрадом гниющего болота, лезли Живые Лавины — аморфные массы тьмы, сминающие все на своем пути. Волхвы, облаченные в простые рясы, стояли на стенах. Не с оружием, а с посохами и песнопениями. Их вера была их щитом. Стройные напевы создавали купол золотистого света над обителью, в который врезались Живые Лавины. Плоть Пустоши шипела и плавилась, соприкасаясь с чистой верой, но массы были огромны, и купол давал трещины.

На башнях, рядом с колоколами, замерли маги-геоманты. Они возлагали руки на древние камни храма, вливая в них свою силу. Стены оживали, камни сдвигались, заделывая бреши, сбрасывая вниз глыбы на атакующих тварей. Колокола били набат — не просто звук, а волны очищающей энергии, сбивавшие с ног мелких Скверненышей, пытавшихся пролезть через щели. Это была битва духа против плоти, веры против безумия.

Глухая тайга, Сибирь. Здесь не было городов, только редкие поселки да бескрайние леса. И здесь тоже разверзлась Пустошь. Из нее выползли Лесные Пожиратели — существа, похожие на ожившие коряги, покрытые мхом и шипами, способные сливаться с деревьями. Они нападали тихо, растворяясь в сумерках, высасывая жизнь из деревьев и заблудших путников. Против них действовали не регулярные войска, а охотники-оборотни и темные следопыты. Они знали тайгу как свои пять пальцев. Борьба шла не в открытую, а в тишине, среди вековых кедров. Вспышки темной магии, разрезающей стволы Пожирателей, вой оборотней, рвущих клыками упругую плоть тварей, свист освященных стрел шаманов-удэгейцев, читающих заклинания на древнем наречии. Это была война теней в царстве теней.

Уральские Горные Заводы. Центр техномагической мощи Империи. Здесь Пустошь ударила по промышленным узлам. Из разломов в шахтах и цехах полезли Кристальные Скорпионы и Коррозионные Слизни. Первые — быстрые, с панцирями, отражающими заклинания, выстреливающие сгустками пустоты, разъедающими металл. Вторые оставляли за собой следы едкой слизи, разъедающей все, включая зачарованную сталь.

Навстречу им выкатили боевых големов, собранных из закаленной стали и оживленных рунами магов-инженеров. Големы, неуязвимые для кислоты и отчасти для выстрелов пустоты, сокрушали Скорпионов тяжелыми кулаками. По крышам цехов бегали маги-пиротехники, выжигая Слизней потоками адского пламени. А над всем этим грохотали магические батареи — огромные пушки, стреляющие снарядами, начинёнными гравитационным коллапсом или чистой световой энергией. Каждый выстрел оставлял кратер, уничтожая скопления тварей, но и нанося урон заводам. Плавилась сталь, рушились перекрытия, но люди стояли. Рабочие с техномагическими инструментами в руках сражались рядом с солдатами, ремонтировали големов под огнем, подносили заряды к орудиям.

Китеж-град, Южные Рубежи. Здесь Пустошь наложилась на старые раны — древние курганы и места забытых битв проснулись черными воротами. На плодородные земли выползли Песчаные Черви, огромные, как поезда, пожирающие все на своем пути и выплевывающие тучи ядовитой пыли, и стаи Костяных Воронов, сыплющих с неба осколки костей, пробивающих броню. Светлые маги юга подняли Ветры Очищения, разгоняющие ядовитые тучи. Темные маги вызывали Земляные Клыки, разрывающие тела Червей изнутри. Казачьи сотни на зачарованных конях, несущихся быстрее ветра, прочесывали степи, вырезая прорвавшихся мелких тварей. Над Софийским Собором сиял огромный щит, похожий на перевернутую чашу из света, под которым укрывались беженцы.

Архангельск, Беломорье. Ледяное дыхание Пустоши смешалось с дыханием Севера. Из трещин во льдах вылезли Ледяные Призраки — существа из чистого холода, замораживающие все вокруг, и Морские Бездны, твари с щупальцами, покрытыми ледяными шипами. Им противостояли шаманы поморов и волхвы Севера. Их бубны били, как сердца Матери-Земли, их заклинания будили духов льда и ветра. Льдины вставали на пути Призраков, ледяные штормы сбивали Бездн в черные воды, где их добивали гарпунами с рунами огня. Старики и дети вязали обереги из рыбьих костей и моржовой кости, подпитывая защиту.

Тишины не было нигде. От Балтики до Тихого океана, от ледяных пустынь севера до жарких степей юга воздух дрожал от грохота магических разрядов, рева тварей и предсмертных криков. Империя не просто воевала — она горела в горниле битвы за само свое право существовать. И в этом аду рождалось нечто, что Пустошь не могла понять: несгибаемое мужество. Оно проявлялось не в героических подвигах одиночек, а в тысячах маленьких актов отчаяния, ярости и любви, сливающихся в единый рев сопротивления….

Гул боевых големов, сокрушающих кристальных скорпионов, смешивался с пронзительным визгом режущих пил и грохотом обрушающихся ферм цеха № 7. Мастер Григорий, лицо которого было в саже и крови, не отрываясь от паяльного кристалла, чинил поврежденную руку голема «Ураган». Рядом валялись обезглавленные тела двух его подмастерьев — их забрызгала кислота Коррозийного Слизня, прорвавшегося через дыру в стене.

— Держись, старик! — орал молодой техномаг Алёша, швыряя в щель, откуда лез новый Слизень, гранату с зарядом сжатого света.

Вспышка ослепила, слизень взвыл, отползая.

Григорий даже не вздрогнул. Его мозолистые пальцы с нечеловеческой скоростью вплетали новые руны в поврежденный сустав голема. Он видел, как по цеху метнулась тень Когтистого Болотника — прямо к группе женщин и детей, укрывшихся за штабелями закаленной стали.

— «Ураган»! — рявкнул мастер, в последний раз ударив молотком по руне. — Вон