Индульгенция 6. Без права на ошибку - Тимур Машуков

Огромный стальной голем выпрямился, искры сыпались из его швов, он развернулся с удивительной ловкостью. Его кулак, что был размером с телегу, опустился на Болотника как молот бога.

Чудовище хрустнуло, расплющилось в кровавое месиво. Голем задымился, одна нога подломилась — повреждения были критичны. Но он встал, как скала, между людьми и новой щелью в стене, из которой уже выглядывали мерцающие панцири.

Мастер Григорий схватил сварочный кристалл и пошел навстречу новой угрозе, подбирая по пути окровавленный гаечный ключ. У него не было титулов, только звание Мастера. И бесконечная ярость за своих погибших ребят….

Стена Света, воздвигнутая сотнями светлых магов, трещала под неослабевающим напором Теней-Пиявок. Они горели тысячами, но на смену им из черных разломов выползали новые волны. Ряды магов редели — падали изможденные, их место занимали новые, бледные, но с таким же решительным взглядом.

— Не пустим! — хрипел молодой маг Илья, кровь текла из носа от перегрузки. Его руки дрожали, но поток света из ладоней не ослабевал.

Рядом упала девушка-маг, ее серебристые одежды почернели от тени, коснувшейся щита. Ее мгновенно оттащили назад, место занял седой старик в походном кафтане ополченца. Он не был магом. Он поднял посох с рунами Рода на нем.

— Владыка жизни, защити детей своих! — закричал старик хриплым, но громким голосом.

Его вера, чистая и бесхитростная, стала каплей в море магии. Но каплей, от которой световая Стена на мгновение вспыхнула ярче. Рядовой Петров, простой солдат с техно-ружьем, увидел это. Он видел, как падают маги, как тени лезут и лезут. Ненависть, острая и чистая, как лезвие, сжала его сердце.

— За Родину! За Новгород! — заорал он, выскакивая из-за укрытия и часто стреляя по низко летящей Крылатой Скверне. Заряды, начиненные священным железом, разорвали тварь в клочья. — Бей их, сволочей! Не пустим!

Его крик подхватили десятки, сотни голосов. Солдаты, ополченцы, даже раненые, поднялись. Их ненависть к порождениям Пустоши, этим бесформенным пожирателям жизни, была топливом, почти равным магии. Они били из всего, что было — ружья, дробовики, самодельные коктейли с освященным маслом. Они знали — отступать некуда. За ними — дома, семьи, весь их мир…

Князь Дмитрий Ржавин, потомок древнего рода, привыкший к блеску столичных салонов, теперь полз по грязи и хвое, его дорогой кафтан был изодран в клочья. Рядом с ним, сливаясь с сумерками, двигался Сергей — Темный — охотник-оборотень, его проводник. Из чащи выполз Лесной Пожиратель, похожий на оживший корень вековой лиственницы, покрытый ядовитыми шипами. От него несло тленом и холодом Пустоши.

— Левей! — прошипел Темный.

Князь, забыв о титулах и достоинстве, кубарем откатился. Шипастая «ветка» Пожирателя вонзилась в землю там, где он был секунду назад.

Охотник, превратившись в тень, бросился на тварь, его клыки впились в упругую, древесную плоть. Пожиратель завизжал, замахал щупальцами.

Дмитрий не растерялся. В его жилах текла не только голубая кровь, но и капля древней магии предков. Он выхватил фамильный кинжал — клинок из лунного серебра с рунами. Не думая, вложив в удар всю свою ярость против этого кошмара, вторгшегося в его родовые леса, он вонзил кинжал в «глазницу» Пожирателя — мерцающий сгусток тьмы среди корней. Тварь вздрогнула и замерла, из раны хлынула черная смола. Сергей отпрыгнул, снова приняв человеческий облик, тяжело дыша.

— Чистая работа, Князь, — хрипло сказал он, вытирая кровь с лица. — Не ожидал.

Дмитрий вытащил кинжал, его рука дрожала не от страха, а от адреналина. Он посмотрел на смоляную лужу, оставшуюся от твари, потом на простого охотника.

— Здесь нет князей, Сергей. Только люди. И твари, которых надо убить. Идем дальше.

В его голосе не было высокомерия, только холодная решимость защитить свою землю, свою Империю, до последнего вздоха.

Над холмом, где расположился командный центр армии, что пришла с Видаром, бушевал ад. Черные молнии темных магов рвали небо, сшибаясь с выбросами энергии летающих Скверн. Щит Отрицания, огромный, переливающийся холодными фиолетово-черными оттенками, дрожал под ударами, но держался. У его основания, на воздвигнутой геомантами башне, стояла Ольга, мать Видара. Ее лицо было белым как мрамор, но взгляд непоколебим. Напрягшись, она держала щит, закрывающий простых воинов. Она не знала их, но она была матерью. И ее воля, ее вера в сына, была частью щита.

Рядом, почти слившись воедино, парили Мавка и Навка. Светлый дух сияла ослепительно, как маленькое солнце, ее свет резал крылья тварям, пытавшимся прорваться к башне. Темный дух была черной дырой, поглощающей выстрелы энергии, теневые когти, все, что летело в их направлении. Лица духов были искажены нечеловеческим усилием. Каждый удар по щиту отдавался в них, как удар кинжалом.

— Держитесь! — крикнул кто-то из магов, отражая атаку Ткача Иллюзий, принявшего облик падающей колонны. — Ради Видара! Ради Империи!

Имя Видара, прозвучавшее над ревом битвы, будто дало новую силу. Мавка вспыхнула ярче, Навка сгустила тьму вокруг щита. Ольга закрыла глаза, сжав кулон на шее — подарок мужа. Она мысленно молилась не богам, а ему: «Спеши, сынок. Мы держимся. Ради всех нас. Спеши!»

Щит Отрицания, подпитанный этой немой мольбой и отчаянной силой духов, на миг вспыхнул нестерпимым светом, отбросив очередную волну атакующих. Ее муж и император Олег, как многие другие, были на острие атаки. Нет, она не видела их, но знала, что они живы. И это придавало ей сил. На мгновение стало тише. Но все знали — это затишье перед новой бурей.

По всей Империи, на каждом клочке земли, шел свой страшный, героический бой. Аристократы в рваных мантиях сражались плечом к плечу с крестьянами, вооруженными косами. Маги выжимали последние капли силы, падали замертво, и их место занимали ученики. Солдаты бросались с гранатами под ноги гигантским тварям. Женщины и дети тушили пожары, перевязывали раненых, носили воду и патроны. Техномагические творения горели, унося с собой десятки врагов. Шаманы призывали духов предков, волхвы шептали заклинания древних богов, молились — все силы, все верования слились в единый порыв — ЖИТЬ!

Это была не просто битва за территории. Это была битва за Право. За право солнца светить над полями, за право детей смеяться, за право стариков умирать в своих кроватях, а не в пасти монстра. За каждый камень родного дома, за каждый шелест листвы в лесу, за каждый вздох любимого человека. Против бессмысленной, всепожирающей Пустоши встала Воля к Жизни. И эта Воля, выкованная в крови, боли и невероятной доблести простых и знатных,