СФСР - Алексей Небоходов

Вспомнилось, как она говорила о будущем. Тогда оно казалось далёким. Но возможным. Тогда она верила, что правда всё равно найдёт дорогу – даже сквозь тьму.

Эта вера делала её уязвимой. И сейчас, зная, что решение почти принято, он чувствовал вину. Не за то, что не смог помочь, а за то, что когда—то был частью механизма, который теперь мог безразлично раздавить её жизнь.

Отчаяние охватило его целиком, вытеснив всё остальное. Он стоял на самом краю – и уже начал падать. Медленно, необратимо. Единственным желанием было не сопротивляться, а упасть. Раствориться в пустоте, где нет боли, нет ответственности, нет лиц, которым не смог помочь.

В тишине, пропитанной гулом, Аркадий продолжал сидеть на диване, будто врос в ткань. Комната стала иной. Пространство сузилось, словно стены сдвинулись на пару миллиметров – но этого хватило, чтобы стало трудно дышать. Не от нехватки воздуха – от осознания: дальше так нельзя.

Он поднялся. Ноги отозвались ватой, будто тело сомневалось в необходимости движения. Он пошёл на кухню не за водой – просто чтобы двигаться. Там всё было нетронуто, как в комнате ожидания: кран поблёскивал стерильно, чашка стояла на месте. Привычное стало чужим, как интерьер чьей—то другой жизни.

Мысль о Полине не отпускала. Она стала центром, единственным узлом притяжения. Всё остальное – расплывалось.

Он понял: это не мир сошёл с ума. Это они – все – позволили абсурду стать нормой. Позволили детям по телевизору учиться охоте на женщин. Позволили журналистам с цепями на шее называть это судьбой. Позволили коллегам хвастаться насилием как карьерой. Это не появилось вдруг. Этому дали вырасти. Он – в том числе.

Не приказами, не доносами – молчанием. Подписями. Вежливыми улыбками в коридоре. Намёками, которые могли бы стать сигналом, но остались удобными. Он не палач. Он хуже. Он – тишина, на которой движется механизм. Шестерёнка без трения. Лицо, внушающее доверие, пока грохочут кости.

И вдруг – как вспышка в темноте – промелькнула память. Не мысль. Имя. Алексей Крон. Не друг, не соратник. Но тот, кто однажды обозначил границу между службой и совестью.

Они не были близки. Несколько месяцев сидели за одной партой – курсы госуправления. Алексей говорил лишнее, задавал вопросы, получал выговоры. Потом уехал. Сначала – в другой регион. Потом исчез. О нём не писали. В служебной базе имя было зачёркнуто. Но кто—то однажды шепнул в курилке: «Крон жив. В подполье. С ними».

Аркадий вернулся в кабинет. Поднял старый планшет – с него он принимал закрытые отчёты, когда ещё верил, что документ может изменить больше, чем жест.

Экран был обычным. Знакомый интерфейс. Но за ним – нечто иное. Скрытый модуль. Зашифрованный чат. Когда—то – для экстренной связи. Его не открывали давно. Возможно, канал уже отслеживается. Каждое сообщение сканируют. Каждый ввод проходит протокол.

Но вариантов не осталось. Только идти вперёд, несмотря на риск.

Он нашёл нужную команду. Ввёл протокол:

KRON/PROXY—LINK/EXFIL/REQ

Палец завис над клавишей подтверждения. Он понимал: это не просто запрос. Это точка, за которой нет возврата. Возможно, за ним уже выехали. Возможно, система проснётся. Но в груди было сильнее страха. Боль, ставшая решимостью.

Он нажал. Палец на миг застыл – как будто всё ещё мог отменить. Но не отменил.

Ничего не изменилось. Экран остался прежним. Ни окон. Ни сигнала. Только курсор в углу, мигающий, как зрачок в темноте.

Прошла минута. Аркадий почувствовал, как сжался живот. Если это был капкан, то он уже захлопнулся. Если тупик – то последний поворот пройден.

Он уже тянулся к выключателю, но вдруг – тонкий щелчок, и вспышка света на экране. Появилось окно с одной фразой:

«Мы вас услышали. С вами свяжутся».

Аркадий перечитывал её снова и снова – не потому, что не понял, а потому что не верил. С каждым разом в словах проступало что—то новое. Не обещание и не спасение – скорее проход. Узкий, ненадёжный, но доступный. Щель в бетонной стене, за которой мог быть не свет, но хотя бы движение. Где—то там, возможно, сохранилось человеческое сопротивление. И кто—то ещё не сдался.

Аркадий снова сел за стол. Монитор засветился медленно, будто даже технике надоело быть частью этого мира. Он открыл интерфейс – бывшую служебную платформу, давно ставшую цифровым кладбищем. Разрозненные базы данных, схемы, протоколы перемещений. Каждое окно затягивало надежду вместе со статистикой.

Он просматривал списки фильтрационных центров, отбрасывая неподходящие: слишком далеко, слишком новые, слишком строгие. Сортировал по фамилиям, по административным признакам. Ни зацепок, ни следов. Имени Полины не было ни в протоколах, ни в списках ожидания. Но он продолжал упорно, будто пальцы могли вытянуть её из небытия. Повторял запросы, комбинировал фильтры – как будто ловил движение в замёрзшей воде.

И вдруг – звук, узнаваемый мгновенно: короткий, уверенный щелчок замка. Это был не звонок и не стук – это ключ вошёл в дверь с правом хозяина.

Аркадий не поднял головы – слишком знакомой была последовательность звуков: замок, ручка, шаги. Луиза вошла, легко и без сомнений, словно ей не нужно объяснять своё появление.

– Ну конечно, – произнёс он тихо, словно старик, заметивший мышь на кухне.

Шаги, стук каблуков, шелест ткани – всё звучало привычно, как репетиция спектакля, которую никто давно не ставил под сомнение. Луиза возникла в дверях с тем же выражением лица, как всегда: «Я здесь, потому что это естественно». Сумку бросила на пуфик, достала ключи и повертела в пальцах, подчёркивая своё право на территорию.

– Ты не звонишь, – сказала она, оказавшись за его спиной. В голосе не было беспокойства – только упрямство. – Я волнуюсь.

Аркадий не повернулся. Экран перед ним светился бело—синими прямоугольниками с пустыми ответами. Его глаза привыкли к этому свету.

– Ты не должна была входить без звонка, – произнёс он ровно, без упрёка или раздражения. В голосе звучала усталость, засевшая глубоко под кожей.

Луиза фыркнула – без обиды, скорее с привычной усталостью, будто в сотый раз заметила беспорядок, который можно не замечать.

– Ты оставил мне ключ. – Она прошла мимо и открыла холодильник. – Думал, я не воспользуюсь?

– Думал, будешь звонить, прежде чем зайти.

– А я думала, будешь писать, если умираешь.

Аркадий закрыл одно окно, затем другое. Компьютер оставил включённым. Он ждал, что она скажет дальше. Или уйдёт.

Луиза коротко усмехнулась, чуть напряжённо – словно ожидала драмы, но её не случилось. Подошла к столу, ключи бросила с лёгким щелчком на край – как карту, заранее определяющую исход