СФСР - Алексей Небоходов

Камин потрескивал. За окнами сгущался город, одновременно чужой и родной. В нём зажигались огни – возможно, ловушки, а возможно, начала.

Семён Михайлович ничего не объяснял. Он просто поднял с подлокотника смартфон – сверхлёгкий, почти невесомый, с полупрозрачным корпусом, сквозь который мерцал интерфейс нового поколения. Экран вспыхнул мягко, реагируя на касание. Одним движением он вызвал нужный контакт.

Аркадий чуть повернулся, собираясь что—то спросить, но короткий, точный жест остановил его. Ветров отвернулся, и в этом движении чувствовалась хирургическая точность, отточенная годами.

Телефон Ветров держал свободно, но голос звучал собранно и чётко, словно луч, направленный в нужную точку:

– Добрый вечер. Надеюсь, не отвлекаю. Это Ветров.

После короткой паузы он продолжил ровно и сдержанно, без малейшего нажима:

– У меня предложение – от меня лично, не в моих интересах, а ради общего дела. Имя, которое ещё что—то значит: не угроза, а гарантия доверия.

В его голосе не было ни мольбы, ни спешки – только сдержанная уверенность, отточенная временем. Звучало это так, словно он надиктовывал текст под запись.

– Аркадий Ладогин. Я знаю его давно и хорошо. Он много лет служил системе – точно, сдержанно, безукоризненно. Абсолютная лояльность, опыт, никаких нареканий. Таких осталось мало. Не инициативен, стабилен, встроен в вертикаль.

Аркадий оставался неподвижным: тело и разум замерли в ожидании. Слова Ветрова прилипали к нему чужой кожей, выставляя его частью системы – надёжным и годным к немедленному применению. Каждое слово отзывалось унижением.

– Исполнительность гарантирована, без вопросов и отклонений. Именно такое поведение нужно, чтобы удержать ситуацию стабильной.

Аркадий медленно вдохнул. Ему казалось, будто его формуют холодным металлом – не человека, а должностную форму.

Внезапный звонок в дверь прозвучал резко и сухо. Аркадий вздрогнул не от страха – от обострённой готовности. Ветров прижал трубку плечом, молча подошёл и открыл дверь, не заглядывая в глазок и не задавая вопросов. Ему молча протянули коричневый пакет.

– Спасибо, – негромко произнёс он.

Вернувшись, поставил пакет на стол, не открывая его. Затем вернул трубку к уху:

– Да, всё доставлено и соответствует. Он готов приступить к процедуре согласно договорённости.

После короткой паузы Семён Михайлович спокойно добавил:

– Понимаю, передам информацию. Спасибо за подтверждение.

Трубку он медленно положил на стол, без привычного щелчка, словно завершал не просто разговор, а что—то более весомое и окончательное.

Несколько мгновений он сидел молча, глядя в угол, где тень от кресла казалась плотнее самого предмета. Затем медленно повернулся к Аркадию:

– Он передаст твою кандидатуру лично Голове, но без гарантий. Сейчас баланс тонкий – одно неверное движение разрушит конструкцию. Только куратор лагерей имеет доступ к тем, кто уже в системе. Других законных путей нет. Даже я не могу попасть туда напрямую. А ты сможешь, если войдёшь официально, примешь эту роль. Ради этого всё и делается. Только так ты доберёшься до Полины – не сразу, не напрямую, но шанс появится.

Ветров говорил без эмоций, сухо, как о неприятной истине:

– Я не предлагаю тебе власть, только позицию. Она не защитит, не вытащит наружу, но позволит оказаться ближе, чем любому из нас. Ни протест, ни отказ, ни бегство не приблизят тебя к ней. Единственный реальный путь – принять систему, пройти через её унижения и подчинение, от которых будет воротить. Только тогда попадёшь туда, куда никому больше нет дороги.

Аркадий слегка кивнул – без вопросов и пояснений, лишь подтверждая готовность. Простое движение – признание того, что всё понял и принял.

Семён быстро допил остатки чая, словно запивая необходимость, а не жажду, и тяжело выдохнул, будто вместе с воздухом выпустил всё накопленное напряжение.

– Будет грязно, – произнёс он почти себе. – Не сразу. Поначалу только инструкции, отчётность, молчание на любое отклонение. А потом всё начнёт выворачиваться.

Подробностей он не добавил – и так всё было ясно.

Камин потрескивал. Его свет создавал на стене третью тень – бесформенную, чужую, словно в комнате был кто—то ещё. Кто—то, чьё молчание весомее любых слов.

Аркадий не выдержал тишины. Он сидел, отмеряя дыхание, но внутри всё уже ломилось наружу. Подняв глаза, тихо спросил:

– Ты сам… веришь, что это сработает?

Семён Михайлович не ответил сразу. Взгляд его был обращён в камин – словно вопрос предназначался не ему, а пламени, уже начавшему затухать. Он поставил чашку на стол, выпрямился, сцепил пальцы и сказал спокойно:

– Это единственное, что ещё может сработать.

Он не солгал, но и правды не сказал. Голос не выдавал тревоги, лишь осторожность человека, знающего цену каждого слова. Он избегал смотреть в глаза Аркадию – не потому, что боялся взгляда, а из опасения сказать лишнее.

В комнате вновь наступила тишина. Потрескивание огня стало едва слышимым, а где—то под потолком монотонно жужжал преобразователь воздуха. Всё казалось неподвижным – на пределе, на грани.

Звонок раздался неожиданно – громкий, настойчивый, дольше обычного, будто подчёркивая значимость момента. Телефон мигал алым, сигнализируя о приоритетном вызове. Ветров вздрогнул, но тут же собрался. Быстро взяв трубку, активировал связь.

На экране высветилось: «Верховный канал – Голова государства».

Аркадий едва заметно напрягся, но остался на месте. Лицо его стало твёрже. Семён Михайлович слегка кивнул, приняв вызов без промедления.

– Слушаю, – произнёс он ровно.

Ответный голос был чёток и лишён эмоций, напоминающий синтезированную речь: краткие инструкции, подтверждения, согласования. Ничего лишнего, ни одного пояснения. Разговор занял меньше минуты, но за это время напряжение в комнате ощутимо усилилось, воздух словно сгустился.

Семён отвечал кратко, чётко, не выходя за рамки необходимого: «Понял», «Да», «Принято». Не прозвучало ни фамилий, ни деталей – только подтверждения, словно приводили в действие давно согласованный механизм.

Разговор оборвался внезапно, будто по внутреннему таймеру.

Ветров откинулся в кресле. Лицо изменилось: бледность уступила место слабому оживлению – не радости, а облегчению. Он медленно выдохнул и посмотрел на Аркадия с усталой теплотой человека, избежавшего угрозы в последний миг.

– Назначение утверждено. Лично Головой, – произнёс он тихо.

Аркадий кивнул медленно, приняв услышанное с горьким спокойствием. В его движении читалась ироничная покорность. Он не улыбнулся, не нахмурился – просто принял.

Не отводя взгляда, Семён произнёс буднично:

– Теперь ты официально часть этой игры.

Аркадий продолжал сидеть, словно ждал, когда эти слова осядут в комнате. За окном темнело. Стены соседнего здания серели, и в одном из окон зажёгся тусклый свет.

Ладогин поднялся не сразу. Тело словно не сразу получило сигнал от воли. Мысли вращались медленно, вязко, будто в густой воде. Слова Семёна висели в воздухе – не приговором, а