Бог безвременья - Жаклин Холланд

узнала больше, чем мог усвоить мой бедный мозг, о том, как далеко ушел мир за то время, что я не жила в нем, – заправочная станция для горстки автомобилей горожан и для туристов, приезжавших на машине, а также то, что четырнадцать лет назад в городе проходило нечто под названием Олимпиада. Спортсмены из шестнадцати разных стран приехали в Шамони, чтобы принять участие в соревнованиях по бегу на коньках, лыжах и бобслею.

Я была чрезвычайно благодарна Анаис и чрезвычайно подавлена. Я была пришельцем из прошлого, внезапно заброшенным в громкое, яркое будущее вечного движения и информации. Ежедневно в Шамони приходили новости со всех концов света, и люди – простые люди, не имевшие к этому никакого отношения, – размышляли над ними, составляли собственное мнение и спорили о них в кафе.

Анаис была очень добра ко мне, но и от ее общества мне иногда требовалось отдохнуть. Она двигалась и говорила быстро, смеялась неожиданно и громко, я из-за этого постоянно пугалась, жизнь в такой тесноте с таким количеством людей после долгих лет, проведенных в одиночестве или вдвоем с Паулем в лесу, утомляла меня. Я плохо спала, просыпаясь с дикой дрожью каждый раз, когда дверь кафе со стуком захлопывалась под моим окном или какой-нибудь нетрезвый посетитель с песнями уходил по улице.

Возможно, я бы скоро ушла, но однажды Анаис вручила мне маленький складной деревянный мольберт и отправила меня одну рисовать в лес. Она очень гордилась тем, что в ее гостинице живет и работает художник. Ее сильно впечатлили работы Пауля, но и мои ей понравились не меньше. Когда я вернулась с пейзажами, нарисованными на грубых досках странной формы, и она поняла, что это доски, вырезанные из пней, она показала мне, где купить холсты – я увидела их впервые – по два франка за штуку. Законченные картины она развешивала на стенах кафе, и со временем они стали продаваться и приносить мне намного больше денег, чем я зарабатывала, помогая Анаис. Я прославилась как местная художница, что здесь, где все жители, казалось, интересовались и увлекались искусством, имело немаловажное значение.

Во время одной из моих прогулок я наткнулась на небольшой ветхий домик рядом с рощей миндальных деревьев. Крыша домика обваливалась, в дымоходе гнездились голуби, но, как только я его увидела, мне захотелось в нем жить. Я привела Анаис посмотреть на него.

– О да, – сказала она. – Дом Лано. Тебе это подойдет.

– Почему он пустует? – спросила я.

– Сын вырос и уехал в Лион. После смерти его родителей здесь никто не живет. К тому же дом находится на отшибе. Ты уверена, что хочешь жить здесь совсем одна?

– Уверена.

– Ну, если тебе станет одиноко, ты всегда можешь вернуться и постирать со мной белье, – сказала она, смеясь. – Ох, значит, придется кого-то нанять вместо тебя. Я не собираюсь опять делать всю работу сама.

Она прикрыла глаза рукой и подняла голову к вершине Монблана, возвышавшейся прямо над нами.

– Хороший вид. Много красивых пейзажей. Ты ведь по-прежнему будешь вешать их в кафе, правда?

– Конечно, ведь ты по-прежнему будешь их продавать для меня?

– Конечно.

Она коварно улыбнулась, посмотрев вверх на гору.

– За небольшие комиссионные.

Я тоже с улыбкой взглянула на гору и позволила себе подумать о Пауле, о том, как сильно мне хотелось бы оказаться сейчас рядом с ним, как чудесно он нарисовал бы Монблан с его неровными белыми вершинами и как бы он сказал, что все – дом, подруга, красивый город с его добрыми жителями, покупавшими мои картины, – это уже слишком. Слишком хорошо.

Анаис, все еще улыбаясь, воображая, какое прекрасное будущее ждет меня здесь, достала сигарету и закурила. Прикрывая глаза от солнца и оставляя за собой шлейф дыма, она прошла через высокую траву и что-то сказала по поводу разваливающегося сарая на краю участка. Однако я ее не расслышала: меня отвлек пахнувший в лицо едкий запах дыма, но я отмахнулась и сказала себе, что это ничего не значит.

XXVIII

Дети возвращаются. У Рамоны новая стрижка-боб с очаровательной челкой. Томас дочитал «Изумрудный город страны Оз», а когда я кладу ему в руки следующую книгу – «Лоскутушку из страны Оз», – у него такое выражение лица, которое могло быть у молодого короля Артура, схватившегося за Экскалибур.

Мне рассказали, что Октавио выпал из детского электромобиля – ох уж эти пластмассовые чудовища на батарейках, слишком большие игрушки, – и упал вниз лицом. Он вернулся в школу со ссадиной на кончике носа и потемневшим зубом, который, как мне сказали, может выпасть в любой момент.

Остальные дети совершенно не изменились, но все вместе явно выросли на дюйм всего за одну неделю. При их появлении у меня сразу поднимается настроение. О прошедшей неделе я вспоминаю с ужасом. Я чувствовала себя в постоянном напряжении, выжатой как лимон, больной и несчастной, но возвращение детей, их счастливый лепет и беспокойная суета, снова наполняющая комнаты и коридоры, действуют как бальзам.

В их отсутствие я послушно оправдала ожидания и украсила дом и территорию в духе Карриера и Айвза: венки висят на каждой двери, в каждом окне свечи. На изгибе винтовой лестницы стоит нарядная десятифутовая елка. Когда дети приходят в школу и видят ее, то широко раскрывают глаза и рты от изумления.

Я была рада отвлечься и украсить дом, но это занятие напоминало мне о следующих школьных каникулах – еще длиннее, чем предыдущие, – которые были не за горами. Скоро школа снова закроется на две невыносимые недели. От одной только мысли об этом у меня перехватывает дыхание. Лучше вообще об этом не думать. А пока нам нужно испечь и украсить пряничные домики, сделать украшения и подготовиться к праздничному танцевальному выступлению – попурри из танцев Щелкунчика.

К концу урока живописи меня стягивает тугой пояс голода, что выводит меня из себя. Дети собирают измазанные пигментом кисточки и палитры, испачканные акриловыми красками. Их этюды с морозниками в горшках сохнут на мольбертах, а у меня все время скручивает живот. Кажется, что череп вот-вот треснет и лоб разлетится костяными осколками прямо по центру. Невидимые пальцы сверлят голову, вдавливаясь в виски.

Я ходила в сарай Эмерсонов прошлой ночью, специально, чтобы избежать этого сегодня. Мы с коровами вошли в удобный ритм. Есть что-то очень успокаивающее в том, чтобы прислониться к теплой шкуре животного, чувствуя, как его грудная клетка поднимается и опадает в такт ровному дыханию, пить глубоко и неторопливо –