Память на продажу - Эдуард Сероусов

ним через все испытания, именно это и делает нас людьми – не наши воспоминания, а наши выборы. Выборы, которые мы делаем каждый день, независимо от того, насколько запутанным может быть наше прошлое.

Глава 17: Наследие

Зал заседаний Федерального совета по регуляции технологий был заполнен до отказа. Политики, юристы, учёные и представители общественности собрались, чтобы присутствовать на историческом событии – первых публичных слушаниях о будущем технологий памяти после разоблачения Коллектива.

Элиас сидел за столом для свидетелей, ожидая своей очереди выступить. Рядом с ним находилась Сера, чьё присутствие придавало ему спокойствие и уверенность. Последние две недели были напряжёнными – подготовка к слушаниям, работа с новыми пациентами в центре, анализ данных, полученных с северного объекта Коллектива.

Его собственное состояние стабилизировалось после процедуры интеграции. Были моменты дезориентации, когда воспоминания Эзры и Элиаса смешивались, создавая временные пробелы в восприятии. Но с каждым днём эти эпизоды становились реже, а чувство целостности – сильнее.

– Совет вызывает Элиаса Верна, – объявил председатель, пожилой мужчина с внушительной белой бородой и проницательными глазами.

Элиас поднялся и подошёл к свидетельскому месту. Камеры, транслирующие слушания по всему миру, повернулись к нему, фиксируя каждое движение, каждое выражение лица.

– Мистер Верн, – начал председатель после формальной присяги, – вы уникальным образом квалифицированы для свидетельства по вопросу технологий памяти. Как бывший торговец воспоминаниями, как жертва манипуляций Коллектива и как основатель Центра исследования и терапии памяти. Мы хотели бы услышать вашу экспертную оценку рисков и потенциальных выгод этой технологии, а также ваши рекомендации по её регуляции.

Элиас сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Он долго готовился к этому выступлению, понимая его историческую важность. То, что будет решено здесь, сегодня, определит будущее не только технологии памяти, но и, в некотором смысле, самой человеческой личности.

– Прежде чем я начну, – сказал он, – я хотел бы внести ясность в один вопрос. Меня представили как Элиаса Верна. Это имя, под которым я известен большинству из вас. Но я также Эзра Кляйн – оригинальная личность, чьи воспоминания были модифицированы Коллективом. Сегодня я выступаю от имени обоих.

По залу пронёсся шёпот. Это было первое публичное признание Элиаса о его двойной идентичности. Многие знали о его связи с Коллективом, но деталей до сих пор не было в публичном доступе.

– Благодарю за уточнение, мистер Верн… или мистер Кляйн, – сказал председатель, слегка сбитый с толку.

– Элиас достаточно, – спокойно ответил он. – Это имя стало моим через выбор и действия, независимо от его происхождения.

Председатель кивнул и жестом предложил ему продолжить.

– Технология памяти, – начал Элиас, – представляет собой, возможно, самый глубокий этический вызов нашего времени. Она затрагивает саму сущность того, что делает нас людьми – наши воспоминания, нашу личность, наше понимание себя и мира.

Он сделал паузу, давая слушателям осознать вес этих слов.

– Коллектив Памяти использовал эту технологию для контроля и манипуляции. Они создавали искусственные личности, имплантировали фальшивые воспоминания, вмешивались в самую интимную сферу человеческого существования – сознание. Их действия были преступными и аморальными, без сомнения.

Многие члены совета кивнули, соглашаясь с этой оценкой.

– Но было бы ошибкой полностью запретить технологию памяти на основании её злоупотреблений, – продолжил Элиас, и несколько человек в зале напряглись. – Как и многие другие мощные инструменты – от ядерной энергии до генной инженерии – технология памяти имеет огромный потенциал для блага, если использовать её этично и под строгим контролем.

Он активировал голографический дисплей, показывающий статистику работы Центра исследования и терапии памяти.

– За последние три месяца наш центр помог более ста пятидесяти "составным субъектам" – людям, чьи личности были искусственно созданы или модифицированы. Многие из них испытывали тяжёлые психологические симптомы – депрессию, тревожность, диссоциативные состояния, – когда узнали правду о своём происхождении. Благодаря терапевтическому применению той же технологии, которая была использована для нанесения вреда, мы смогли помочь им интегрировать фрагментированные личности, найти стабильность и чувство подлинности.

Он перелистнул изображение, показывая диаграммы улучшения состояния пациентов.

– Более того, мы обнаружили, что модифицированная технология памяти имеет потенциал для лечения посттравматического стрессового расстройства, определённых форм депрессии и даже нейродегенеративных заболеваний, таких как болезнь Альцгеймера. Представьте мир, где воспоминания пожилых людей могут быть сохранены и восстановлены, где травматический опыт может быть реинтегрирован безопасным образом, где обучение может быть усилено через структурирование памяти.

В зале стало тихо, все внимательно слушали его слова.

– Но этот потенциал может быть реализован только при наличии строгих этических рамок и регуляторного надзора, – продолжил Элиас, переходя к конкретным рекомендациям. – Я предлагаю следующие принципы для будущей регуляции технологий памяти.

Он начал перечислять пункты, которые разработал вместе с Серой, Марселем и командой этиков их центра:

– Во-первых, абсолютный запрет на недобровольную модификацию воспоминаний. Любое использование технологии памяти должно происходить только с полного, информированного согласия субъекта. Исключение может быть сделано только для лиц с тяжёлыми нейропсихиатрическими состояниями, когда традиционные методы лечения неэффективны, и только с одобрения этического комитета и юридических представителей пациента.

Члены совета делали заметки, многие кивали в знак согласия.

– Во-вторых, строгое регулирование рынка памяти. Все энграммы должны проходить обязательную аутентификацию и сертификацию на предмет безопасности и происхождения. Никакие энграммы не могут быть проданы или переданы без прозрачной информации о их источнике и потенциальных рисках.

– В-третьих, обязательное внедрение технологии маркировки воспоминаний. Каждый имплантированный энграмм должен содержать метаданные, позволяющие отличить его от естественных воспоминаний. Это право человека – знать, какие из его воспоминаний аутентичны, а какие – приобретены.

– В-четвёртых, создание международного надзорного органа по технологиям памяти, включающего учёных, этиков, юристов и представителей общественности. Этот орган должен иметь полномочия для аудита исследовательских центров, одобрения новых применений технологии и установления глобальных стандартов.

– И, наконец, масштабное финансирование исследований в области этичного применения технологий памяти, с особым акцентом на терапевтические и образовательные возможности.

Элиас закончил перечисление и выключил голографический дисплей.

– Я понимаю опасения тех, кто призывает к полному запрету технологии памяти, – сказал он, обращаясь к консервативному крылу совета. – После разоблачения Коллектива многие видят в этой технологии угрозу самой человеческой природе. Но я, человек, чья личность была создана искусственно, а затем интегрирована с оригинальной, могу свидетельствовать: наша человечность не определяется исключительно происхождением наших воспоминаний.

Он сделал паузу, подбирая слова для выражения сложной, глубоко личной истины.

– Мы – это наши выборы, наши ценности, наши действия. И если мы выберем использовать технологию памяти для исцеления, для роста, для понимания – а не для контроля или манипуляции, – она может стать одним из величайших достижений человечества, а не