Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

У Алекса подгибаются ноги.

Он раздавлен и размазан. Главное — он посрамлён!

Перестрелки, инфицирование тысяч нацменов, бегство от Жнецов и новая встреча с ними, заговор военных, армия в черте Посада — всё это отходит на второй план. А в эпицентре восприятия Бела рушится его собственная жизнь. Любимый город, ремесло, которому он так много отдал, дальнейшая карьера, благополучие завтрашнего дня.

Всё пропало. Он обманут, Орёл получил желаемое, вакцина Дубинина набирает силу, и через пару часов на улицы Марусино въедут танки. Потому что Татьяна Динельт, воспользовавшись самой примитивной маскировкой, вскрыла знаменитого Алекса Бельмондо, сыграв простенькую мелодию из сыновних чувств, профессионального тщеславия и щедрого денежного капкана…

— Так… — вдруг говорит Вышегородский за его спиной.

Причём таким тоном, что Бель разом выныривает из омута самобичевания, куда его загнал Зерно. С тревогой поворачивается к капитану. Тот стоит на колене, рассматривая содержимое рюкзака одного из хирундо. В руках Вышки аркан, и что-то в его интонации заставляет предположить, что со сбруей не всё в порядке. Через миг Максим подтверждает опасения, добавляя всем окружающим:

— Подвязок явно не хватает…

Встаёт на ноги, и Алекс понимает, что свободная система подвеса осталась лишь одна. Он бросает невольный взгляд за край. В шестидесятиметровую пропасть, которую им предстоит перескочить. И понимает, что ни за что не согласится миновать её в паре с кем бы то ни было и риском, что аркан может не выдержать.

— Не понял? — вкрадчиво интересуется Орктос.

Затем с вызовом смотрит на троицу панков, Зерно, двоих «кофейников», самого Алекса и, наконец, на беженцев, которых по капризу мима тоже притащили на шпиль. Его глаза опять превращаются в щёлки, и Жнец негромко цедит, положив руку на винтовку:

— Какого *** вы не сказали раньше?

Вопрос не требует ответа, но вокруг «колготок» тотчас образуется свободное пространство. Старик Эшонкул ориентируется в ситуации ещё до того, как сын переводит ему слова бритоголового, и горестно закрывает лицо руками.

— Значит так, — продолжает Орктос, с угрозой посматривая на остальных, — я и Сафрон точно отсюда уходим, ясно? На канатиках ваших, поняли? Даже если для этого мне придётся срезать ремешки с вашего бесценного китайчонка!

— Угомонись, — устало просит его Макс, потирая висок. — Чем быковать, лучше подумай, как вопрос решить.

— Я его уже решил!

— Повторяю, угомонись! — чуть повысив голос, приказывает Вышка и опускает пальцы на пистолет. — Сова! Дёрнутся, вали обоих!

Орктос не успевает сделать движения, а напарник капитана уже выхватывает пистолет и целит ему в голову. Когда к оружию тянется Сафрон, оперативник быстро переводит прицел на него и заставляет опустить руку.

— Мы, Орктос, — с тоской завершает Максим, — сейчас, конечно, в одной лодке. Которую не стоит качать. Но если придётся, я завершу то, чего не доделал минувшей ночью…

Татуированное лицо вожака Жнецов искажает рябь мгновенного понимания.

— Ах ты, сука! — шипит он. — Так это ты рисоеда увёл⁈

— Придержи-ка, лысенький, язык! — велит Вышка и кивает Сове.

Тот в пояснениях не нуждается. Спешно отстёгивает от «колготок» их винтовки, передаёт перелётным. Сафрон начинает дышать так шумно и слюняво, что Алекс предполагает надвигающийся припадок.

— Может, хватит? — вдруг спрашивает он, привлекая всеобщее внимание. — Вы так часто тычете друг в друга пушками, что начинаете утомлять… Поэтому либо уже убейте хоть кого-нибудь, либо завязывайте…

Орктос улыбается.

— А я вспомнил, китайчонок, ты же у нас остряк!

Максим убирает кисть с пистолета, напоследок демонстративно, чтобы обязательно заметили оба Жнеца, похлопав по рукояти на груди. И снова приподнимает единственный аркан, будто хочет размножить подвес силой взгляда и мысли. Хирундо, обогатившиеся двумя новенькими винтовками, о чём-то негромко перешёптываются. И не успевает Алекс испугаться, что те тоже готовят заговор, как Кожа выходит вперёд.

— Вышка… мы тут пораскинули. В общем, сдристывайте.

Он начинает расстёгивать собственный аркан. Боковым зрением Бель замечает, как у Зерна отвисает челюсть.

— Семейку тут оставить — на смерть обречь, — вздыхает панк в кожаном шлеме, — по глазам вижу, что глуповаты они для пряток. А теперь как раз хватит на чуркменов твоих, Народный Мститель.

Последняя фраза с усмешкой адресована Бельмондо. Тот вяло кивает. Молча наблюдает, как Кожедуб заставляет Саймумина поднять руки и обвязывает его ремнями, как несколько часов назад пристёгивал самого Алекса. Что-Если и Ланс при этом наблюдают за бритоголовыми, не позволяя им и шелохнуться. Завершив с главой семейства, Кожа снимает арканы с товарищей и цепляет на Дилсуз и Эшонкула.

— Ты совсем свихнулся, мудила, — не сдвигаясь с места, недобро и тихо роняет Орктос. — Зверей, значит, спасать собрались? А нас, братьев-сибиряков, тут бросите армию ждать?

— Запаяй дуло, — бурчит Макс, даже не взглянув на «колготку». — Ещё слово скажешь, в расход отправлю. А как Жнецов из-за Стены вывести, сам решу.

Орктос стискивает зубы. При этом неясно, что именно останавливает воеводу «Ячейки»: то ли страх казни по законам военного времени; то ли перспектива того, что некие кукловоды продолжат манипулировать его собратьями в старинных разноцветных штанинах.

Кожа тем временем инструктирует перепуганную женщину. В глазах той буйствует недопонимание, и аэропанк по старинному стереотипу вовсе не пытается объяснить иначе, а просто повышает голос:

— Ребёнка крепче держи, поняла? ***, какая ж ты тупая… Крепче, говорю, держи! К себе прижми, да, вот так! Платок на шее закрепи! Да, как люльку… За ремень не дёргать, пальцы береги… ***, да она же всё равно ни *** не понимает! Макс, в общем, дальше сам, хоть картинки им рисуй, это теперь твоя обуза. — Вдруг ухмыляется, мелко сплёвывая на решётчатый пол. — Ты ж у нас всегда талантливым был? Справишься…

Саймумин подходит к невестке, бережно забирает малыша. Сооружает из платков и шалей нехитрый карман и перевешивает Илияса себе на грудь. Впрочем, Кожу его сообразительность больше не волнует. Он удаляется к краю мачты, проверяя оставшееся снаряжение.

— Что задумали? — невзначай спрашивает Максим у старшего хирундо.

— Не дребезжи, земеля, не пропадём! — с наигранной бравадой отвечает ему Кожедуб. — Выберемся, ты уж поверь. Это ж наша вотчина, не забыл?

— Схрон на «Гантеле»? — без промедления реагирует Вышегородский.

И поворачивается на юго-запад, где и правда возвышается высотка, формой напоминающая спортивную гантель. Кожа усмехается, теперь открыто и задорно, хлопает себя рукой по бедру. Алекса такое искреннее проявление забавы в столь непростой обстановке