Журавли летят на запад - Анна Рябинина

Она рассматривает ее сбитые костяшки и поджимает губы.

– И что ты решила?

– Откуда эти раны? – тихо спрашивает Елена.

Подралась с каким-то мужиком день назад, потому что тот лез к одной из ее коллежанок, но Елене об этом говорить не стоит.

– Так… Ничего страшного.

– Моргана!

– Не переживай за меня.

– Я так не могу, мы все же подруги, – Елена крепче сжимает ее ладони. – Пустишь меня к себе?

– Ты же сказала все, что хотела?

Елена обнимает ее еще раз.

– Не нужно меня отталкивать, ладно?

– Мне не нужно твое сострадание.

– Это не сострадание! – возмущенно выдыхает Елена. – Смотри, давай так: я все еще считаю, что неправильно убивать кого-либо, потому что тебе же от этого будет тяжелее и хуже, ты думаешь, что это на тебя никак не повлияло, но едва ли это так на самом деле. Я не буду говорить, что ты зря подалась в это свое движение, хотя мне и кажется, что это опасно. Это твои методы, хорошо. Я скучала по тебе и хочу помириться. Что-то еще?

– Можно я перееду к тебе? Мне так надоела хозяйка квартиры, она самое злобное существо на планете, – спрашивает Моргана почти просто из вредности, на что Елена удивленно хлопает глазами, а потом начинает смеяться.

– Хорошо, переезжай. Когда?

Что, правда согласилась? Вот это да, надо почаще с кем-то драться, раз Елена после этого становится добрее.

– Через неделю, когда плата закончится.

– Отлично.

Елена заходит вместе с ней в квартиру и ложится поперек кровати.

– Аккуратнее, там где-то ручка валялась, может платье испачкать.

– Ты все же решила остаться в Лондоне? Не будешь возвращаться в Париж?

Моргана качает головой.

– Мне кажется, нет. Я уже отправила письмо своей хозяйке и сказала, что не вернусь.

– Тебе тут лучше?

– Тут… Спокойнее. И почти ничего не напоминает о Сунь Ане. И я уже нашла подруг.

– Ты по нему сильно скучаешь?

Сильнее, чем хотелось бы. Моргана не думала, что это заденет ее настолько – может быть, немного пострадала бы, но потом все должно было рассосаться, а оно не рассасывалось, только становилось острее и тяжелее день ото дня.

– Да.

– Мне жаль.

– Все нормально, я могу с этим справиться.

– Это все равно тяжело.

– Конечно. Но я справлюсь, – и чего они все за нее так переживают?

– Хорошо.

В ту ночь они засыпают рядом – Моргана долго плачет на плече Елены, а потом проваливается в сон, чувствуя, как в душе раскидывается пустое, злое поле тишины.

Через пару недель ее все же ловят во время одной из демонстраций и отправляют в камеру – на месяц, хотя, как потом сказала Елена, хотели меньше, но кто-то подсуетился и отправил так надолго. Там она отказывается есть – чисто из упрямства, из желания показать им, что она сильная, и они не смогут ничего ей сделать. Пусть весь мир знает, на что она готова пойти, чтобы защитить свое право выбирать, учиться, говорить.

Она лежит на полу в камере, тяжело, протяжно вздыхает, смотрит на потолок, оплетенный плесенью, слушает капли дождя, ударяющиеся о мостовую и стекающие по стенам с противным хлюпаньем, чувствует холод, ползущий по ее лопаткам. Она много-много раз подряд повторяет строки письма, которые попросила Сунь Аня отвезти Ван Сун – она писала его и смеялась, представляя, как тот будет смущаться во время перевода, но так ему и надо.

Нечего было от нее уезжать.

«Дорогая Ван Сун. Надеюсь, мне можно называть тебя дорогой. Все жы мы не знакомы, а я так фамильярничаю. Но я написала тебе столько сообщений с момента, как узнала о твоем существовании, что в моей голове мы почти сестры – далекие, но родные, да и все девушки, как мне кажется, сестры, ведь кто, как не мы, можем понять друг друга. Гораздо лучше, чем мужчины, которые нас окружают.

У меня был старший брат – я никому об этом не говорила, так что теперь это будет наш секрет. Он умер на войне, но это не важно, я не хочу об этом говорить.

А рассказать хочу о другом. Помню, в день, когда у меня только начались месячные, я лежала на кровати и плакала, я так боялась, что я умру! А он узнал и посмеялся.

У него была возлюбленная – дочь врача из соседнего дома, очень красивая девушка, она учила меня вышивать и играть на фортепиано, мне очень нравилось проводить с ней время. Она, кстати, дарила мне свою косметику и рассказывала о том, откуда берутся дети и о том, как мужчины обычно ведут себя после брака. Она была старше меня лет на семь, но этого почти не ощущалось – мне казалось, что она моя подруга и сестра, и я была рада, что, если она станет женой моего брата, мы начнем общаться еще чаще.

Но после того случая я подумала – и что? Неужели такая умная, смелая девушка должна стать женой человека, который высмеивает собственную сестру? Я пошла и рассказала ей все – я не хотела ябедничать, вовсе нет, я просто хотела, чтобы она знала и сама сделала выбор.

И она ему отказала, когда он пришел свататься. Сказала, что больше не хочет быть его женой, что у нее появился кто-то еще. Думаю, у нее никто не появился, но так всегда проще – сказать мужчине, что ты уже «занята», потому что простое «не хочу» они не понимают, им проще осознать авторитет другого мужчины, другого «владельца» в их сознании, чем принять желание женщины. Как если бы люди не стали воровать мебель из дома, потому что у нее есть хозяин.

В тот момент я так сильно обрадовалась, что сказала ей об этом сейчас, а не потом, ведь то, как повел себя брат, напугало меня до ужаса. Он пришел домой, кричал, бил посуду, даже проделал дыру в стене. Он называл все девушек продажными, говорил, что мы одинаковые, говорил, что лично проследит, чтобы я не бросила своего мужа. А я сидела на лестнице, слушала и плакала.

Брат в итоге умер, а я убила своего мужа.

Мой муж не был плохим. Впрочем, может быть, я просто плохо его знала. Он был красивым, но довольно скучным. Говорил одно и то же по сто раз, делая вид, что совершает открытие, достойное, чтобы встать на уровень с Ковалевской или Виже-Лебрен. Но…