Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

боеприпасы были снаряжены маслянистой жидкостью с запахом чеснока. Это новое химическое оружие чехам подарили немцы. Оно представляло собой вещество кожно-нарывного действия: человек получал тяжёлое отравление при любом контакте с ним, и противогаз тут не служил защитой. Жертвами химического артобстрела стали примерно триста японских солдат и офицеров. По месту своего первого применения – позиций у реки Ляохэ – новое вещество получило наименование ляохит.

После недели упорных боёв генерал Камио отдал приказ отходить к Ляояну. В штабе генерала Алексеева ликовали. Какие знакомые слова: Мукден, Ляоян!

– Господа! Поздравляю вас с блестящей победой! – голос главнокомандующего звучал особо торжественно. – Начался обратный отсчёт времени, и я не сомневаюсь, что через два-три месяца мы пройдём победным строем по улицам города русской воинской славы Порт-Артура! Ура!

Из «Летописи Великой войны», сентябрь 1916 г.

«Гибель цеппелина «Ц-6». …Когда до базы Стрелок оставалось каких-нибудь тридцать-сорок миль, воздушный крейсер «Ц-6» сообщил по радио: впереди густые тучи, сверкают молнии. Командир цеппелина старший лейтенант Эверс объявил о намерении подняться на предельную высоту, чтобы пройти над облаками. Но выполнить этого он не смог: то ли запоздал, то ли у дирижабля имелись какие-то повреждения… Последнее сообщение, принятое от него береговым радиотелеграфистом, гласило: «На высоте в две тысячи метров попали в грозовой фронт». Затем связь с «шестёркой» прервалась.

Через несколько дней стало известно, что с дозорного миноносца «Твёрдый», находившегося в проливе Аскольд, наблюдали грозу и необычное явление: в один момент облака на горизонте вдруг окрасились в ярко-оранжевый цвет, и образовался огненный шар диаметром не менее километра. Сейчас можно с полной уверенностью утверждать: экипаж миноносца стал свидетелем гибели цеппелина «Ц-4». Скорее всего, в него попала молния.

Теоретически удар молнии в цеппелин не опасен: алюминиевая конструкция воздушного судна является своеобразным громоотводом, и заряд электричества протекает по каркасу, а затем выходит наружу. Но это только в том случае, если оболочка не повреждена, и газ из баллонетов не травится. Если же происходит утечка водорода, то в воздухе и под наружной обо-

лочкой образуется взрывоопасная смесь. Очевидно, на «Ц-6» именно так и было.

Никаких следов на поверхности Японского моря не осталось: огромный объём находившегося под обшивкой водорода испепелил всё, что могло держаться на воде, а искорёженные металлические конструкции мгновенно ушли на дно. Все находившиеся на борту 18 человек, включая командира старшего лейтенанта Эверса 2-го, погибли. За боевые успехи, достигнутые в течение десяти месяцев войны, все члены экипажа были посмертно удостоены различных наград».

Увидеть Париж, посидеть в темнице и едва не умереть. От стыда…

осле падения Гибралтара и Мальты необходимость держать на Средиземном море сколь-нибудь значительные военно-морские силы у стран Тройственного Союза отпала. Первым покинул тёплые субтропические воды линейный крейсер «Гёбен»: после докования в Ла-Валетте он совершил дальний и весьма рискованный переход вокруг Британских островов и в первых числах октября 1916 года благополучно прибыл в Вильгельмсхафен. Примерно в то же время началось перебазирование лёгких сил Черноморского флота на полуостров Бретань, в порт Брест, где по договорённости с новым французским правительством спешно оборудовалась российская военно-морская база. Предполагалось, что вслед за эсминцами, подводными лодками и тральщиками туда перейдут и основные силы Черноморского флота. О намерении перевести свои дредноуты в атлантические воды объявила и Австро-Венгрия, но, судя по всему, выполнять сие обещание не спешила.

Правда, переход в Брест русских линейных кораблей по ряду обстоятельств тоже задерживался. Прежде всего из-за того, что 20 октября в Севастополе произошла нелепая трагедия. На только что отремонтированном линкоре «Императрица Мария» неожиданно вспыхнул пожар, а затем взорвались пороховые погреба. Корабль перевернулся и затонул прямо в бухте, 225 человек погибли. Это была самая крупная потеря Черноморского флота за всю войну…

Причину возникновения пожара удалось установить довольно быстро. Уже через неделю после катастрофы в Севастополе арестовали шпиона, который на допросе быстро сознался в том, что пронёс на борт линкора адскую машину. Газеты писали, что бывший одессит, турецкоподданный Ибрагим-Сулейман-Берта-Мария Фридман-бей перед казнью умолял о пощаде и со слезами на глазах причитал:

– О, мой бедный сынок Ося! Он теперь останется круглым сиротой!

Смертный приговор Фридман-бею утвердил сам государь император, хотя многие эксперты сомневались в правдивости его показаний. Но даже если принять официальную версию за истину, то получается, что на «Марии» имело место вопиющее нарушение правил несения караульной службы. Ещё бы: какая-то тёмная личность свободно проходит на боевой корабль с бомбой под мышкой… Сами собой напрашивались соответствующие оргвыводы. Однако находящегося в фаворе адмирала Колчака тронуть никто не посмел, и крайним назначили оставшегося в живых командира линкора капитана 1-го ранга Кузнецова. Его обвинили в отсутствии на вверенном ему корабле должной дисциплины и перевели на бесперспективную береговую должность.

* * *

На Средиземном море осень боролась с летом. Над водной гладью ползли низкие рваные облака, сквозь которые пробивались солнечные лучи, оставляя на поверхности моря яркие серебристые пятна. Порой облака спускались так низко, что превращались в полосы густого тумана. «Дерзкий» то и дело окунался в них, теряя из виду соседние мателоты, шедшие строем кильватера.

Переход 1-го дивизиона эскадренных миноносцев Черноморского флота из Ла-Валетты во французский Брест оказался долгим и изнурительным. Если первая часть плавания – по Средиземному морю – выглядела приятной прогулкой, то в Атлантике морякам довелось испытать на себе всю ярость Нептуна. Впрочем, всё по порядку.

После короткой остановки в тёплой и уютной Малаге корабли дивизиона проследовали мимо разрушенного Гибралтара, временно находившегося под контролем союзной Испании, и вышли в океан. Головным под брейд-вымпелом начальника дивизиона капитана 1-го ранга Савинского шёл «Беспокойный», за ним – «Гневный», «Дерзкий» и «Отважный».

– По-моему, нам подсунули некачественный уголь. Смотри, как дымят трубы! – сказал мичман Пыхтеев, озабоченно взирая на идущие впереди корабли. Казанцев едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

«М-да, это было бы смешно, если бы не было так грустно. Пыха служит на «Дерзком» уже целый год и при этом понятия не имеет, что на всех эсминцах дивизиона котлы работают на нефти, никакого угля у нас нет и в помине! А ведь он закончил Морской корпус с блестящими оценками, входил в первую десятку по успеваемости. Что-то не то у нас с подготовкой офицеров…»

На траверзе Кадиса погода испортилась. Задул свежий норд-вест, в левую скулу стала быть мощная волна. Корабль сильно мотало – по коридору до кают-компании приходилось ходить «фокстротным» шагом, попутно хватаясь за стены и переборки.

Но настоящее испытание ждало русских моряков в Бискайском заливе. Это место не зря считается одним из самых бурных на планете –