Надежда. Адаптация - Алевтина Афанасьева

— Что ты городишь? Лагеря, каннибалы, мясо… — Надя почти не понимала смысла услышанного. Внутри ёкал страх оттого, что Танька, этот маленький человечек, которого она всеми силами оберегала, вдруг оказалась в ловушке. Конечно, она и сама порой была не рада, что связалась с ней, но смерти девочке никогда не желала. Такой — уж точно!

— Не впрягайся за ребёнка, тем более, она тебя терпеть не может, — Иван, топая сапогами, вышел из комнаты и через несколько секунд вернулся с Таней. Она была связана, на голову надет мешок. Девочка не дёргалась и вела себя спокойно.

— Вот она, твоя ненаглядная подруга, — Иван стянул мешок, и Таня, немного щурясь, осмотрелась. Заметив Надю, она встрепенулась, но тут же, о чём-то вспомнив, замерла, втянув голову в плечи. — Ну что, хочешь дальше с ней идти? — без вступлений спросил Иван и поднёс к лицу напуганного ребёнка карту. — Вот сюда, в этот милый кружочек.

Девочка отчаянно покачала головой: так, словно знала, что именно от этого и зависит её судьба. Мужчина ухмыльнулся. Довольно кивнув, обернулся к Наде. На её лице читалась сильная растерянность.

— Скажешь нам, почему?

— Не хочу с ней идти. Она обманула! — сухим шёпотом выдавила Таня. — Ты ненастоящая, я думала, ты мой друг. Я тебя боюсь, не хочу с тобой.

— Что он наплёл тебе? Таня, же я ничего плохого тебе не сделала!

— Ты врала. Ты людей убивала, может быть, моих родителей тоже именно ты убила. Может это ты в дядю Славу стрельнула, а потом обманула меня! — резко выдала девочка. — Теперь я с тобой не пойду.

— Что? Ты же видела, что он сам сделал это… Таня…

— Ты говорила, что убивала только мертвяков! А на самом деле — ещё и людей! В книжке твоей прочла! Ты специально выдернула листы, прятала их от меня всё время, но я их всё равно увидела! Ненавижу тебя, ты врала, врала! — зарыдала Таня. Она повалилась на бок и начала реветь. Казалось, в этой ситуации её не волновали верёвки. Предательство старшей подруги привело ребёнка в полнейшее отчаяние и сломало внутри хрупкий мостик доверия.

— Таня… Ну что ты… Только один раз я убила, но нельзя было иначе… Это другое совсем, понимаешь?

Слова вызвали новый приступ истерики. Надя была растеряна, она хотела успокоить ребёнка, но Иван встал между ними и не позволял приблизиться. Он с осуждающим видом покачал головой.

— Ты врала мне, врала! Ненавижу! Лучше бы я осталась с дядей Славой! Уйди! Ааа!

— Понятно теперь? — Иван деловито надел на голову рыдающей девочки мешок и отнёс её в соседнюю комнату. Он действовал так, словно происходящее было нормально, а Таня при этом совсем не сопротивлялась.

— Видишь? Твоё доверие утрачено, — мужчина вернулся и уселся напротив. — Соглашайся на моё предложение. Сдадим девку и дальше вдвоём пойдём. Она станет хорошим пропуском. Дети теперь живучие, так что этой тоже может повезёт, ну и как себя вести станет. Если так сильно орать не будет, оставят, будет ныть — сожрут. Молодое мясо, не отравленное, всё-таки редкость.

— Прекрати! Меня стошнит, — Надю действительно немного мутило. Нервное напряжение стояло комком в горле и заставляло болезненно сжиматься желудок.

— Да ладно, тебе-то не надо жрать людей. Всё по желанию. Как в магазине. Здесь — консервы, а тут — человечинка разного засола. На вкус и цвет, как говорится… Кстати, не самый плохой вариант. И это не так жутко, как кажется. Вообще, с голодухи, всё что угодно сожрать можно. Главное, точно знать, что мясо не болело, иначе тоже заразишься.

— Ты должен развязать её, — твёрдо сказала Надя. — Нельзя с ней так обходиться. Мы столько прошли, она столько выдержала… Что за ерунда с тобой случилась, Ваня? Ты был нормальным парнем, а теперь крадёшь детей.

Мужчина какое-то время смотрел себе под ноги, размышляя, а потом выдохнул:

— Знаешь, я как-то переболел угрызениями совести. Мучился сначала, но решил, хватит. Так что я нормальный, обычный, по этим меркам. Потому что теперь, либо я, либо — меня, — Иван посмотрел на девушку чуть замутнённым взглядом. — Девочка — мой пропуск на стоянку. Нравится тебе это или нет. Подумай, чего хочешь ты сама в этой ситуации. Возиться с ребёнком, мыкаясь по мёртвым городам, или заслужить репутацию, начать жить по-новому. Цена-то невысока.

— Как я смогу нормально жить после того, как… Ради чего?

— Ради меня. Я вроде важнее тебе и ближе. Или нет? — по лицу мужчины скользнула тень догадки. — Кто она тебе? Дочь что ли? Так сильно хлопочешь… — он сально ухмыльнулся. — Неужели нагуляла без меня?

— Идиот! Дать бы тебе в морду! — вдруг сипло заорала Надя. Голос ещё не окреп, и в лёгких всё клокотало, но она была настолько разъярённой, что хотела убить его. — Кто мне ты, чтобы такое спрашивать? Чтобы так говорить со мной! Ты! После всего, что сделал раньше, после того, что наговорил сейчас?! А? Кто?

— Вот так значит заговорила…

— Она ребёнок! Очнись! Ваня, что с тобой? А, ответь мне?! Ответь! Ты был засранцем, но никогда не был равнодушным ублюдком! — Надя пыталась поймать взгляд мужчины, но он упрямо смотрел в пол. Скулы ходили ходуном.

— Ты не видела того, что видел я! Так что заткнись и не указывай, что делать!

Надя вспомнила в Иване того парня, которого любила и была готова отдать всё. Когда-то, но не теперь. Короткая вспышка памяти погасла так же как разгорелась.

— Могу сказать тоже самое о тебе. Ты ни черта не знаешь, через что мы прошли, чтобы оказаться здесь, — сухо произнесла девушка и неожиданно спросила, поймав страшную догадку. — А Мила почему не с тобой?

Иван вдруг странно дёрнулся, словно от удара током, и, наконец, взглянул на Надю.

— Она погибла.

— Я помню, какой ты, когда врёшь. Ты Милку отдал в тот лагерь. Чтобы выжить. Трус!

Мужчина поднял голову и мрачно посмотрел на неё:

— Ты — убийца, не смей говорить со мной так!

— Иди к чёрту! Это была месть. Это не касалось никого больше! И я никогда не смогла бы повторить этого! Не знаю, чего ты наплёл Тане, но зря ты впутал сюда ребёнка! Ваня, ты предаешь всех, кого встречаешь, и это ломает тебя. Людка была от тебя без ума! Ты продал её! Не её, а тебя нужно было отправить к тем ублюдкам!

— Заткнись! Разоралась! Голова гудит! — мужчина коротким сильным ударом опрокинул девушку на пол, пнул ботинком. — Заткнись! Ясно?