Гримус - Ахмед Салман Рушди

вершины горы Каф висела снаружи подобно второму, грозящему бурей, своду, заслоняя дом от бледного, ослабленного туманом солнечного света, который падал на равнины внизу. Таков был дом Лив, слепой, без фундамента, с накрепко запертой дверью, безучастно торчащий на унылом скальном выступе; к крайнему дереву на опушке леса был привязан осел, он жевал высокую лесную траву и казался единственным признаком жизни. Вдруг пронзительно вскрикнула птица.

Незримое уродство. За закрытыми ставнями царил космический хаос, отходы жизнедеятельности боролись за пространство на полу и громоздились друг на друга. Пыль толстым слоем покрывала беспорядочно разбросанные книги и тарелки. Кусок хлеба, уже совершенно неопознаваемый под слоем плесени, лежал на разбитом дамском зеркальце, и паук протягивал между ними свою паутину. Одежда, бумага и крошки еды – все было одинаково заключено в корку грязи. А над захламленным полом со стен взирали резные барельефы. В сравнении с ними их предшественники из «Дома взрастающего сына» могли сойти за отражения красоты и радости. Жуткие искривленные силуэты, тела и лица, обрубленные конечности, кошмарные пейзажи свидетельствовали о нарастающей мании их творца, о все более вязкой трясине отвращения. Если считать, как это принято, что резчики просто извлекают из своего материала уже заложенное в нем, то дерево для этих барельефов, должно быть, создали демоны, ведь оно дало жизнь поистине отвратительным изображениям.

Внутренность черного домика состояла из единственной комнаты. В клетках на полке понуро сидели куры. В комнате имелись стул и кровать, и вот что странно: эти два предмета выглядели столь же чистыми, сколь грязным был весь остальной дом. За ними ухаживали, с них вытирали пыль, а постельное белье на кровати было явно постирано. Эти кровать и стул, казалось, принадлежали другому миру.

На стуле восседала неподвижная тень.

Снова очутиться на покрытых лесом склонах означало полностью отказаться от иллюзии нормальности, стряхнуть с себя дух города, безумно обыденного, обыденно безумного. Зеленый свет, сочащийся сквозь листву, очистил их души. Здесь Взлетающий Орел, высвободившись из сетей самообмана, снова ощутил осязаемую тайну горы. Она приковывала к себе внимание. Вергилий тоже был в отличном расположении духа и без слова жалобы тащил по крутому склону свои килограммы и мозоли, хватаясь за кочки и за пучки трав, подтягивая себя все выше. Воздух гудел от обилия насекомых, с неба доносились загадочные послания пролетающих птиц.

– Magister pene monstrat, – ни с того ни с сего процитировал Вергилий.

У них была короткая передышка. Взлетающему Орлу пришлось попросить разъяснений.

– В школе, – начал Вергилий, не без смущения погружаясь в воспоминания, – один юный безобразник написал это на классной доске перед началом урока. В шутку. Однако учитель воспринял написанное вполне спокойно, спросив только, отчего слово «пенис» стоит в аблативе, а не в аккузативе. Тогда грубиян, проявив изрядное мужество, встал и сказал:

– Но, сэр, здесь же аблатив конечной цели.

Они возобновили свое восхождение. Радость от близости конечной цели – какой бы она ни оказалась – охватила и подчинила их обоих. Если уж им суждено проиграть сражение, то по крайней мере победа не достанется горе легко. В восторге предвкушения Взлетающий Орел не задумывался о том, что ему почти неизвестны правила предстоящего сражения и цели его противника. Он просто был частью похода на Гримуса, и ничто другое его не интересовало.

Рубец на груди зудел.

Взглянув на Вергилия Джонса, Взлетающий Орел заметил, что тот, когда не хватается за траву, держит пальцы скрещенными.

Немного позади скользила незаметная фигура, это Мидия следовала за ними, не отставая ни на шаг, но и не приближаясь. Они не слышали ее, потому что даже вообразить не могли, что кто-нибудь пойдет по их следам. Свистящий вой Эффекта – не звук, беспокоящий слух, а скорее навязчивое ощущение – усилился, но и Взлетающий Орел, и Вергилий Джонс, и Мидия, каждый по-своему, умели защищаться от него: Мидия – при помощи своей новой одержимости, Вергилий – благодаря давней бесчувственности, а Взлетающий Орел – благодаря иммунитету, приобретенному после победы над Лихорадкой.

Неподвижная тень на стуле услышала движение за стенами своего жилища. Это означало, что скоро придется встать. Это означало, что придется взглянуть на книгу, лежащую сейчас под подушкой. Это означало, что придется свернуть голову еще одной курице и поесть. Это означало, что придется выяснить, кто бродит там снаружи. Но пока время не пришло – можно было еще немного посидеть в темноте.

Лив часто сидела так, похожая на неподвижную каменную статую.

На выступе было холодно – холодно и сыро. День давно перевалил за середину. Взлетающий Орел остановился возле осла Лив и, лениво поглаживая животное, принялся наблюдать за тем, как Вергилий Джонс расхаживает по поляне с видом школьника, отправившегося на поиски клада.

(– Нет, – говорил он себе, – мы не будем к ней заходить. Просто сделаем, что нужно.)

Шестнадцать шагов вперед от края выступа. Повернуть направо. Шестнадцать шагов вправо. Остановка. Черный дом позади, безмолвный и равнодушный.

– Здесь, – сказал Вергилий Джонс. – Врата должны быть здесь.

Закрыв глаза, Взлетающий Орел попытался совладать с поднявшейся в нем бурей эмоций. Пришла пора. Он направился к Вергилию, чей язык, словно пытаясь нащупать что-то неуловимое, лихорадочно и слепо обегал губы. Роза парализовала его чувства, поэтому сам он не мог точно определить место. Взлетающий Орел должен был стать подопытным кроликом.

– Встаньте здесь, где стою я, – велел ему Вергилий, – сосредоточьтесь и попытайтесь найти Врата.

Вергилий сделал три шага влево и торопливо скрестил пальцы.

Взлетающий Орел ринулся вперед и замер на указанном месте.

И снова закрыл глаза.

Врата, яростно принялся думать он. Вот Врата. Я прохожу через Врата. Вот Врата. Я прохожу сквозь них. Вот Врата…

Он повторял это снова и снова, разгоняя в себе силу, как учил его Вергилий, и ожидая, что Внешние измерения вот-вот подхватят его и перенесут к Гримусу.

Что изменилось вокруг? Подул ли легкий ветерок, которого прежде не было? Или почва под его ногами вдруг стала какой-то странной? Нужно отбросить эти мысли, они только отвлекают. Сосредоточиться, сосредоточиться. Вот Врата, и я прохожу сквозь них.

Но ничего не случилось.

Голос Вергилия, совсем рядом, над самым ухом:

– Думай о Розе. Ты идешь к Розе.

Роза из камня. Роза приближается ко мне, я могу взять ее в руки. Я могу взять Розу в руки, взять в руки, взять в руки…

Ничего.

Он открыл глаза. Вергилий смотрел на него с тоской.

– Что вы видели? – закричал могильщик. – Гримуса? Он что, не пропускает вас? Вы не можете пробиться? Соберите