Гиппогриф Его Величества - Lis-Bet

достойный сын своего отца, Калеб занял его место, пусть не всегда принимая верные решения. Несмотря на решимость и храбрость, народ оценил это прохладно. Мало кто верил, что трон должен занимать именно он, особенно в свете гуляющих слухов о его неправильности. Впрочем, факт того, что императорский род продолжался, немного успокаивал их. Ровно до того момента, пока не пронеслась весть о том, что Калеба отравили и он оказался при смерти.

Вот тогда паника вспыхнула, точно стог сена от искры.

Болтая без умолку, Билл рассказал о настроениях простых людей, их мыслях и чувствах. Так он пытался справиться с собственной тревогой, а Бланш получал информацию, которую теперь мог осмысливать без проблем благодаря вернувшейся от человеческой части сознания способности быстро и четко строить логические связи.

— Во дворце сейчас такой переполох, — поделился Билл, приглаживая перья Бланша. — Говорят, Его Величество решил казнить господина Хэлвиса за то, что тот едва не убил своего сына. Узнав об этом, все Хэлвисы поспешили сюда и стали упрашивать его изменить решение. Старшие сыновья вовремя вернулись. Слышал, они выехали сразу, как узнали о взрыве на Великой Охоте. Но что они могут сделать? Его Величество очень рассержен.

Бланш затряс головой и всхрапнул. Билл понял его по-своему.

— Серьезно, у них нет и шанса, — продолжил он. — Кард едва выжил, ослеп на один глаз, да ещё не может теперь передвигаться без трости. Ужасно, что на его долю выпало такое испытание. Для воина, вроде него, это равносильно смерти. Мне особенно грустно, потому что сила была его главным достоинством и опорой, он славился навыками фехтования и верховой везды. Страшно представить, что он почувствовал, когда очнулся и понял, что больше не сможет взобраться в седло.

Билл вздохнул.

— Его Величество рвет и мечет, — сказал он, раздосадованно покачав головой. — Слуги на цыпочках ходят и боятся лишний раз вздохнуть. И это не удивительно. Кард ранен, а Глед куда-то пропал, и никто не знает, куда он делся.

Бланш вскинул голову.

— Тише, тише, здоровяк, — погладил его парнишка. — Половину дворца поставили на уши, так что скоро его найдут. Будем надеяться, что он в порядке. Теперь понимаешь, почему Его Величество непреклонен в отношении главы Хэлвисов? Он ужасно рассержен всем, что произошло, но, думаю, свою лепту внесла и Драцена. Стражники поговаривали, что город не удержать. Мечи не справятся против ружей, а большая часть элитных войск сейчас на севере, на границах с королевством Люцерн. В общем, дела плохи, и это понимает даже такой простофиля, как я.

Билл затих, переваривая собственные слова, и поджал губы. Было видно, что ему страшно. Бланш разделял опасения, ведь сам думал о том же, но мысли закрутились не столько вокруг империи, сколько вокруг Гледа. Он пропал. Исчез, и никто не мог его найти. Вероятно, Глед не добрался до Амелии после того, как покинул стойло, и в лучшем случае его кинули в темницу. В худшем — холодное тело покоилось в земле. Вне всяких сомнений, стоял за этим советник Брайан, ведь именно против него говорили все доказательства. Кроме того, Бланш не сбрасывал со счетов и Грея — таинственного мужчину, который всегда оказывался там, где появлялся след заговорщиков.

Не дав обдумать всё как следует, Билл закончил приготовления и повел его из стойла. Вопреки обыкновению, Калеб не пришел сам, а Бланшу следовало прийти ко дворцу. Он не видел в этом ничего удивительного. Учитывая, насколько страшную отраву подсунул лекарь, было чудом, что Калеб в целом мог двигаться, а не лежал в постели целыми днями. Впрочем, в этом крылась и большая беда. В его состоянии не следовало перенапрягаться, а нужно было набраться сил, чтобы болезнь не вернулась. Вот только Бланш знал, что Калеб не собирался отдыхать, когда над империей сгустились тучи, а потому, едва очнувшись, принялся за работу. От того, что даже в такое сложное время он нашел силы встретиться, у Бланша теплело на душе.

Когда они подошли ко дворцу, Билл остановился и сообщил слугам о цели визита. Те отправились доложить. Некоторое время пришлось подождать, но Бланш не расстроился. Напротив, обрадовался возможности подслушать чужие разговоры, ведь благодаря острому слуху мог различить даже шепот.

В основном люди судачили о выздоровлении Калеба и скорой казни господина Хэлвиса. Кто-то размышлял, что будет с его детьми, раз глава семьи оказался замешан в попытке государственного переворота, и какое наказание они понесут. Другие тревожились о битвах на западе, бесконечно повторяя витающие в воздухе слухи, которые с каждым разом обрастали новыми подробностями и домыслами. Третьи вспоминали Динара, причем и острым словом, и добрым. Его считали жестким, но справедливым лидером, который в нужный момент мог взять на себя тяжелое решение. Казалось, что в настолько смутное время не хватало именно такой опасной силы. Люди не обошли стороной и слухи о Рипсалисе. Теперь, когда Аротел попал в осаду, тигилловая жила пригодилась бы как нельзя кстати.

Бланш мысленно посетовал, что всё вновь упиралось в непокорный город. Рипсалис казался спасением и ловушкой. Он мог решить многие проблемы, если бы удалось захватить его, ведь в недрах шахт находилось несметное количество магических камней, необходимых империи. С другой стороны, сломить оборону не смог даже Корнелиус, а потому Рипсалис мог растоптать Калеба так же, как паникующие солдаты собственных товарищей. Отправляться к городу было одинаково опасно и необходимо, и Бланш не знал, какой выбор будет правильным. Вероятно, никто не знал. Недаром Калеб столько недель размышлял над тактикой боя, возможными сложностями и шансами на победу.

Бланш хотел бы помочь, но не знал, что может сделать. Если бы только он мог хотя бы общаться, то…

— Ваше Величество, — Билл глубоко поклонился, когда двери распахнулись и из двоца вышел Калеб.

Бланш застыл, пораженный, и прочие мысли вылетели из головы.

Болезненно бледный, с темными кругами под глазами и потрескавшимися губами, Калеб едва походил на себя прежнего. Он медленно шел, пытаясь выдать это за достоинство, а не усталость, но Бланш заметил, как прерывисто и часто он дышал. Было тяжело. Страшно смотреть на Калеба такого — пережившего отравление, но не оправившегося от него до конца. Даже солнце потускнело, точно не решаясь осветить каждый изъян изнеможденного лица. Показалось, что запахло лекарствами, немного кровью и чем-то неприятно сладким. Мороз прошел по коже, но не от налетевшего ветра, — тот был теплым — а от тревог, сковавших разум.

Бланш видел Калеба уже в трех