54 по шкале магометра - Мария Папкова

перед собой огромную улыбающуюся медвежью морду с высунутым языком – он слизывает мед прямо с моей головы. Я не ору, не взбрыкиваю, не пытаюсь убежать – я так крепко влипла, что один медведь ничего особо не меняет. К тому же, он красивый.

– Нарекаю тебя Улыбакой, веселым медведем! – неожиданно для себя провозглашаю я, фигея от собственного пафоса.

Нет, ну это надо: «Нарекаю!»

Улыбака огромный. Теперь он ходит за мной, лижет мой мед, ломает молодые ели. Начинаю привыкать к касаниям его языка. Выхода по-прежнему нет, я даже не могу уложить в голове карту лабиринта. Когда я сажусь отдыхать, Улыбака подставляет мне свой бок.

– Веришь ли, мишка, – бормочу я, уткнувшись лицом в шерсть, – я изнутри вся в шипах, как Шрайк. Но никто их не видит, представляешь? Эй! Да ты хоть знаешь, кто такой Шрайк?!

Улыбака молчит. Он не знает. Ему все равно.

***

Подлиза маленький, у него светлый мех, он боится Улыбаки и к моей голове не притрагивается, а слизывает мед прямо с пола. Потому я и назвала его Подлизой. Теперь у меня два медведя.

Я наконец нарисовала в голове план Лабиринта. Теперь я знаю каждый поворот и каждый тупик, но легче от этого не становится – я так и не нашла ни выхода, ни входа. Наверное, плохо искала. Продолжу. А что мне остается?

С нетерпением жду появления третьего мишки. Именно столько их должно быть у каждой заблудившейся девочки.

***

Третий медведь стар, тощ и очень голоден. Первым делом он попытался отогнать от меня Улыбаку, за что тот его показательно отлупил. После этого третий присмирел, но было поздно – я уже назвала его Офигеем. Потому что надо реально офигеть, чтобы наехать на Самого Огромного Из Моих Медведей.

Одежда – все. Подумываю, как бы соорудить себе пальто из еловых лап. Идея так себе, но, кроме елок, здесь ничего нет. Разве что… Кошусь на Улыбаку. Он сердито рычит.

– Шучу, глупенький. Не собираюсь я делать шубу из твоей шкуры.

Идей, где искать выход, у меня нет. Я тысячу раз прошерстила весь Лабиринт. Так что я просто брожу туда-сюда, и трое моих мишек неотступно следуют за мной.

***

Я близка к тому, чтобы сдаться. Жануся бы давно села и заплакала, но ее больше нет, осталась лишь я, Жанна, королева, что любит роскошь и нож. Сейчас я бы, правда, предпочла кувалду. Потому что молотить по бетонному забору кулаками и босой ногой – больно. Но я полна злости – до рыка, до вопля. Не-на-ви-жу!

На плечо ложится огромная мягкая лапа. Улыбака. Резко оборачиваюсь и скалюсь на него. У меня красные глаза и полная пасть острых зубов. Верный мишка не впечатлен. Он мягко отодвигает меня, а потом с размаху бьет по бетону, и еще, и еще. Третьего удара забор не выдерживает. Секция кренится и падает, открывая дорогу к выходу.

С той стороны в воздухе висят тысячи разноцветных воздушных шаров. “Поздравляем! Вы прошли лабиринт!” “Загадайте желание!” “Вы великолепны!”

Но прямо за открывшимся проходом рядком стоят три парты. За каждой – человек с ручкой и толстой тетрадью: тетка с поджатыми губами, унылый бородач и белобрысый парень с мерзкой улыбкой. Комиссия.

– А с чего вы вообще решили, что можете участвовать в лотерее? – спрашивает тетка.

Я молчу, хлопаю глазами. Ну-у, все же…

– Думаю, вкралась ошибка, – встревает парень, – она ни одному параметру не соответствует.

Поднимает взгляд на меня.

– Начнем с детства. Что вы можете сказать по поводу проваленного выступления в секции фигурного катания?

– Но причем здесь…

Он не слушает.

– Вы плохо старались, в результате упали и повредили связки. И самое отвратительное, после этого вы бросили кататься, совсем! После этого вы утверждаете, что имеете на что-то право?

– Нет, но…

– Восемнадцать лет, – подает голос Унылый. – За два дня до вступительного экзамена, вместо того чтобы заниматься, вы вместе с вашими… гм… друзьями идете на концерт… промолчу про… гм… музыку, но из-за этого вы заваливаете экзамен.

– Ничего подобного, я прошла!

– Но самой последней, снизу списка, а если бы хоть немного старались, могли сдать на «отлично». Вы ленивы, легкомысленны и безответственны. Считаю, такие не должны получать того, что хотят.

– Прошлой весной вы не пришли на похороны брата! – в голосе тетки металл.

Удар под дых. Сажусь на землю и обхватываю руками колени. У меня нет оправданий. Не могла, не хотела видеть его мертвое тело. Говорила – он просто уехал, далеко, надолго. Скучать не страшно, скучать – не плакать. На самом деле, они правы, тысячу раз правы – такая, как я, не должна ни жить, ни радоваться.

Краем глаза я вижу, как вперед выходит Улыбака, за ним Офигей и Подлиза. Вопли, рычание, треск и тишина. Мохнатая морда тычется в лицо.

– Улыбака, – обнимаю его за шею, – имею я право жить?

***

То здесь, то там раскиданы обломки парт. Комиссии нет. А сзади, сквозь пролом в заборе, лезут все новые медведи.

При мысли о брате мне все еще больно, но я полна решимости.

Прохожу под шариками и, когда меня охватывает свет, провозглашаю:

– Желаю стать владычицей медведей, забравшей их из Лабиринта, вернувшей истинное имя – Жанна.

***

Шагаю по Проспекту Восстания, оставляя за собой медовый след. У меня шипы на ладонях и на плечах. За мной идут Улыбака, Офигей и Подлиза, а следом тысячи, тысячи медведей. Движение перекрыто, наша процессия приближается к стене из черных щитов. В небе, над крышами, нарезает круги вертолет. Все это не имеет значения. Я Жанна, Хозяйка Медведей, Богиня, Которую Носят На Руках. Смиритесь – я нарисовалась – и не стереть, я вернулась – и ничего не поделаешь.

Александра Захарова

Свое каждому

Никто не хотел видеть Делсина своим подмастерьем. Никто, и особенно – ни один уважающий себя портной с Улицы Очарования.

И не в умении Делсина было дело.

Ах, Улица Очарования! Долина изящных вывесок, галерея витрин, сад прекрасных дам, которых редко можно было увидеть иначе, чем выходящих из одной мастерской, чтобы тут же скрыться за дверью следующей. Шляпки, плащи и накидки, женские платья, мужские костюмы – все, что нужно, чтобы вас допустили ко двору, чтобы вас оценил двор, чтобы двор, наконец, вас одобрил – потому как что же вы так стремитесь заполучить на Улице Очарования, как не человеческое одобрение?

После напряженного