Смерть во имя истины - Анна Велес

— Есть в моей библиотеке и очень дорогие моему сердцу свитки, — продолжал рассказ Высочайший. — И один из них — летопись дел Пастуха, Истинного бога нашего. Я знаю, что мой предшественник отсылал ее самому великому императору Консту, когда собирал он по всему миру списки жития Светлейшего.

— И как же оценил эту рукопись мой дед? — Посланник понял, что от волнения у него сел голос.

— Он вернул нам ее, — с легким сожалением ответил Высочайший. — Но выразил глубокую благодарность за тот свиток. Он писал, что это, несомненно, одно из свидетельств о жизни Пастуха, Истинного бога нашего. Но оно кратко. Этот свиток очень древний и… — он сделал небольшую многозначительную паузу. — На нем так же стоит цифра ремов!

Не совладев с собой, Посланник отшатнулся. Но к счастью, Высочайший принял это лишь за высшую степень удивления.

— Да! — продолжал он. — И написан тот свиток тем же автором на том же малораспространенном говоре фарсов!

— Мог бы ты… — Саймей откашлялся, поняв, что его голос ему уже практически не подчиняется. — Мог бы ты показать его мне?

— Конечно! — легко и радостно отозвался отец Анастасий. — Я думаю, для тебя это станет настоящим подарком. Ведь ты же еще застал своего деда при жизни?

Саймей заставил себя кивнуть. Он чувствовал, что его руки дрожат, а по спине катится холодный пот. Он старался прийти в себя, пока Высочайший отсутствовал, но тело с трудом подчинялось разуму. Если только все подтвердится….

И вот отец Анастасия вернулся, дружелюбно улыбаясь, он протягивал Посланнику свиток, так похожий на тот, что он читал всего несколько минут назад. Натужно улыбаясь, Саймей принял его и развернул: на обороте стояло число десять, написанное рэмскими цифрами.

«И далее лишь со стороны да по рассказам могли следить братья за проповедованием того, кто в миру звался Иезой.

После искушения и поста долгого в пустыне, что равен был по дням числу смерти, вернулся Иеза в мир и направил стопы свои в провинцию Ха-Галил. И в одном из городов, что у моря был он во храме единого и тут же прилюдно совершил изгнание духа злого из простого человека. И люди уверовали в чудо и стали приводить к нему больных, кого исцелял он руками и словом, и несли к нему тех, кто был обуян духами, и изводил он духов трудом, что был дан ему от света. Духам же, что изгнал он, запретил он называть имя свое. А после отправился он по всем городам Ха-Галила и творил те же чудеса. И вот, воротясь к морю встретил он книжников фарсских, что сомневались в нем. Прочтя же помыслы их, стал он им возражать. Люди же дивились способности его читать то, что скрыто в мыслях. И начали воспринимать его, как пророка, что ожидаем был давно.

И поднимал он тех, кто спал сном темным, что похож на смерть, как должно ему было, по знаниям его, и превращал он воду в вино, преумножал хлеба, и шествовал он по воде, как по суше. И чем больше чудес творил он, тем больше с ним шло людей. То были люди бедные, грешники и мытари. Их привечал он, ибо грехи их требовали очищения, и они стремились к очищению. И вновь воспротивились ему фарсы, говоря, что люд его не блюдет законов фарсских и традиций. Он же говорил, что не приемлет законов этих. Ибо лишь свет и чистота сердец дороги ему, что же имеет грязь снаружи, не навредит, как грязь души. Тогда же обвинили его фарсы в несоблюдении субботы, что завещал бог Единый. Как день отдохновения. Но с гневом отвечал им Иеза, что плох тот бог, что запретит творить дела во благо в субботу. Ибо суббота создана для человека, а не человек для субботы.

Тогда же начал он не только исцелять и творить чудеса, но и нести Слово. То были притчи, смысл тайный их виден был ясно лишь тем, кто очистился и возвысился в свете. Ибо как говорил он, все данное нам в таинстве, несем мы в мир, чтобы стало оно светом в мире. И тот, чьи сердца подобны почве благодатной, примут семена света, и в тех сердцах взойдет свет богатою нивой. И крестил он водою, как до него крестил иной пророк. И говорил, что лишь очистив душу свою ото зла, приняв Свет чистый, рождаются люди заново к борьбе со злом в себе и в мире. И тех, кто услышал его и понял, звал он с собою.

Но не переставал он творить чудеса. И когда ехали они водным путем, и настигла их буря, встал он в лодке и остановил ветер. И вера в чудеса его росла. Но он не радовался тому, и когда вновь принесли к нему больных и одержимых, впал он в гнев, говоря. Что вера людская слаба, а потому и нет в них силы очистить больных своих и одержимых.

Ходил по землям Эреца Иеза с товарищами, что избрал. И было их по числу двенадцать, как то и положено. И пришло время отпустить их на служение. Назначил он их по двое и напутствовал, ходить им везде, сея свет. Но ежели где не примут их, проклясть место то, стряхнув прах, с сандалий их. Ибо не будет более пустого места, чем то, что свет не приемлет.

Три года свершал он чудеса и молвил Слово, пока дорога его не привела в Шалем, ко дню Пасхи….»

Свершилось… Все самые страшные опасения Посланника становились явью. Конечно, в этой рукописи не было для него ничего нового. Саймей столько лет собирал фразы Пастуха, Истинного бога нашего, столько видел он разных списков о жизни Светлейшего, что этот текст он сам мог бы воспроизвести наизусть. Но какой же страшный смысл приобретали эти знакомые слова, написанные на этом пергаменте Айрой. Уже давно понял Саймей, что его далекий предок задался целью описать весь замысел своего отца. И вот деяния, известные как чудеса Пастуха, Истинного бога нашего, теперь стали деяниями, совершаемыми в рамках замысла Мага. А ведь в этом свитке явно указано имя — Иеза. Мирское имя Светлейшего. Значит, не было подмены? Значит, младенец, рожденный в зимний праздник солнца, это тот, кого они славят, как бога истинного!

У Посланника защемило сердце, в ушах гремело, перед глазами плыло.

— Спасибо тебе, — с трудом поднимаясь и протягивая Высочайшему свиток, произнес Саймей. — Храни это, как самую большую ценность.

— Что с тобой, брат? —