Смерть во имя истины - Анна Велес

прикосновения. И войдя в залу, Саймей не выпустил ее руки. Они стояли и смотрели, как Арам уводит Матеуса в их покои. А когда их шаги стихли, они, не сговариваясь, свернули в покои Эстер.

Глава седьмая. У Высочайшего

Когда Посланник вернулся в свои покои, лик Солнца только показался узкой полоской на розовом краю неба. Однако Арам уже не спал. Они замерли на мгновение, глядя друг другу в глаза.

— Ты осуждаешь меня? — спросил Саймей.

— Как я могу, учитель! — искренне изумившись, воскликнул юноша. — Как ты мог так думать?

— Ты же человек, Арам, — заметил более дружелюбно Посланник, скидывая талиф и собираясь принять омовение. — И ты несешь в себе отпечаток обычаев своего народа.

— Да, — тихо подтвердил ученик, но взгляда не отвел. — Я думал о другом, пока ждал тебя.

— Ты ждал меня всю ночь! — изумился его учитель.

— Нет, — юноша усмехнулся. — Я сразу понял, что ныне ты будешь ночевать не с нами и не волновался за тебя. Вы с госпожой Эстер не сводили глаз друг с друга. Об этом я и думал.

— Тебе она нравится? — с любопытством спросил Посланник, окуная тряпицу в чащу с водой.

— Нет! — тут же возразил юноша и покраснел. — Не в этом плане.

Саймей беззаботно рассмеялся, но тут же оборвал смех и с опаской посмотрел на Матеуса, свернувшегося клубочком на ложе.

— Так что тебя так волнует? — уже серьезно обратился он к ученику.

— Я думал о себе, — признался юноша, расставляя флаконы с маслами для умащения тела. — Мог бы я жить так же? Мог бы я создать семью, принять любовь женщины? Когда я смотрел на вас с госпожой, то мне казалось, я желаю того же. Но… Что-то в моей душе протестует. Нет. Я не мог бы изменить делу Истины и служению.

— Я не изменяю служению, Арам, — стал объяснять Саймей. — Я не принимал сана.

— Я и не обвиняю тебя в этом, учитель, — живо возразил ученик. — Я думаю, мог бы я свернуть с избранного мною пути. Вот сейчас я в богатом доме Верхнего города, я брожу по улицам с тобою, и ты балуешь меня, что мне льстит. Впереди меня ждет Визас, если ты не раздумаешь брать меня с собой. Столько искушений вокруг. Я счастлив, ты не подумай, но что-то мучает меня, отвращая от этой праздности.

— Понимаю, — подумав, ответил ему Саймей. — И еще раз подтверждаю тебе, что Глава будет счастлив принять тебя к своему двору. И я обещаю поспособствовать тебе в принятии сана.

— Я очень благодарен тебе, — с достоинством сказал Арам, чуть склонив голову.

— Не за что, — легко отмахнулся Посланник. — Это будущее. А пока нас ждут дела.

— Но прежде еще одно… — опять смутившись, остановил его ученик. — О госпоже Эстер…

— Я рад, что ты беспокоишься о ее судьбе, — серьезно сказал ему Саймей, натянув новый серый талиф, и стоя перед учеником так, чтобы видеть его глаза. — Но твое беспокойство напрасно. Я знал много жен. И многие из них были вдовами в Визасе. Но я понимаю, что обычай моего города не похож на обычаи фарсов. Я не собираюсь оставлять ее здесь, я не хочу навлекать на нее позор. Она не игрушка для меня, Арам. Я напишу ее брату, я заберу ее отсюда, как жену.

Юноша посмотрел на учителя с удивлением и чем-то вроде восхищения.

— И не думай, что я жалею ее, — усмехнулся Посланник. — Дело совсем в другом… А теперь давай разбудим Матеуса, помолимся и спустимся вниз принять трапезу.

Как и следовало ожидать, мальчик был пресыщен событиями прошлого дня, и теперь он не желал продолжать прогулки по городу, да еще и посещать разные дома, где у взрослых были дела. Угощая их долмой и королевскими креветками, Эстер дала согласие посидеть с Матеусом. Она улыбалась, слушая его заверения, что его ждет работа. Саймей улыбался, гладя на нее. Но когда Арам поднялся наверх, ее взгляд стал беспокойным.

— Что с тобой? — встревожился Саймей.

— Твой талиф, — сказала она. — Он говорит о том, что ты занимаешь высокий чин…

— Я свободен от обетов, — пояснил он. — Иначе я не пришел бы к тебе в эту ночь. Я ношу знаки Матери-Церкви, ибо являюсь Хранителем Главы земного царства Пастуха, Истинного бога нашего. Но не более.

Но и эти его слова испугали ее.

— Не думай об этом, — велел Посланник. — Я волен выбирать себе жен по своему усмотрению. И твое положение ничего для меня не значит. … Я желал бы говорить с твоим братом о тебе. И… Эстер, подумай, хотела бы ты уехать со мной… как жена?

Она потрясенно молчала, гладя на него. Но Посланник отошел и встал у подножия лестницы, ожидая Арама. Вскоре они покинули дом. Саймей решил, что ему пора навестить Высочайшего.

Центральный Храм Шалема был величествен и прекрасен по своей архитектуре. Множество колонн и росписи украшали его, купола ярко светили на солнце, как и изображение чаши на центральном портике. И этот блеск в сочетании с безукоризненной белизной стен резали глаза, заставляя склоняться перед Храмом. Только вступили они под сень портика, как служитель поспешил к ним, увидев же перстень на пальце Посланника, он чуть ли не бегом исчез в пределах Дома Истины, исполняя волю высокого сановника. И вот вскоре целая процессия встречала их, чтобы проводить в покои Высочайшего.

Они не вступили в пределы, а обошли Храм, углубляясь по тропинкам, выложенным цветной мозаикой, в сад, где среди кустов расположились флигеля служителей и отдельная вилла Высочайшего.

На вкус Посланника все здесь было полно излишней роскоши. Он вспоминал спартанскую обстановку покоев Главы и в нем росло осуждение Высочайшего из-за его чрезмерной любви к удобству, что явно не красило любого служителя Истины. Везде слепила взгляд позолота и краски фресок. Вычурны были пологи, испещренные росписями, изумлял богатством сафьян мебели. Посланник шагал через ряд комнат, хмурясь. Но вот прошли они крытую галерею со множеством тонких колонн и поднялись по лестнице наверх, в покои Высочайшего. И тут провожатые его оставили. Он толкнул дверь и вошел. Пол просторной комнаты укрывал ковер с богатым ворсом, напротив входа, между оконных ниш стоял огромный стол красного дерева, за ним в богато украшенном резьбой и позолотой кресле сидел человек в темно-коричневом талифе. Мужчине было лет шестьдесят, но когда он улыбнулся Посланнику, оказалось, что у Высочайшего необыкновенно молодые и яркие глаза. Отец Анастасий явно был гракского рода, но по чертам лица видно было и то, что среди предков его были и