Смерть во имя истины - Анна Велес

— Прости, — почти шепотом ответил Посланник. — Я просто взволнован и потрясен. Но мне так мало удавалось спать в последнее время…

— О! — отец Анастасий подхватил его под локоть. — Сейчас же тебя проводят до того дома, где ты нашел ночлег.

— Меня ждет внизу ученик, — пояснил Саймей. — Он позаботится обо мне. … А позже, я еще навещу тебя.

— Я буду рад, — отец Анастасий вывел его из библиотеки и направился к галерее.

На улице Посланник жадно вдохнул воздух, боль в висках чуть ослабла. Но он все еще чувствовал ужасное отчаяние и страдал от своих догадок. Высочайший лично проводил его до дверей Храма и наказал Араму тщательно заботиться об учителе.

Юноша сильно встревожился, но не стал ни о чем расспрашивать наставника. Молча они медленно направились домой.

В тот день Саймей пролежал в своих покоях до вечера, отказываясь от трапезы и не вступая ни с кем в разговоры. Когда же стемнело, он встал, ополоснул тело холодной водой и пошел к Эстер. Она приняла его, ни о чем не спросив. Он же, будто очнувшись от страшного сна, начал говорить с ней после постельных утех. И говорил долго, рассказывая ей о Визасе, о своем детстве, о дружбе с Феликсом. Только о тех светлых воспоминаниях, какие давали ему иллюзорную защиту от страшного открытия. Эстер слушала его, что-то спрашивала, иногда смеялась вместе с ним. Когда же он выдохся, уже больше не имея желания говорить, она тихо спустилась за едой. Тихо сидела напротив него и наблюдала за ним. Он был благодарен ей, что она не задала ни одного вопроса. Позже они опять вернулись в постель.

Проснулся он на следующий день поздно. И приняв омовение, спустился в залу, где его ждали слуги, готовые подать трапезу. Сегодня ему предлагали хацилим и окру. Он ел много и жадно. Когда же блюда опустели, он опять поднялся наверх, где Матеус работал в отведенных ему и Араму покоях. Некоторое время он наблюдал за мальчиком. Ему стало легче на душе, а разум подсказывал, что необходимо делать дальше. И для начала надо было поговорить с Арамом.

Он молча указал ученику на выход, и тот, кивнув, последовал за учителем.

Они вышли на солнце, и побрели по узким улочкам Верхнего города к огромному Саду, что был виден недалеко от Храмовой горы. Посланник жестом указал ученику на скамью, а сам встал напротив него.

— Арам, — начал он, глядя юноше в глаза. — Я хочу дать тебе твердое обещание, что я найду убийцу отца Иокима.

— Но я в этом и не сомневаюсь, учитель, — немного недоуменно ответил Арам. — К чему ты даешь мне такие обещания?

— Но … — на мгновение Саймей запнулся. — Ты же слышал обвинение, которое бросил мне брат Маркус?

Юноша кивнул и отвел взгляд.

— И ты, я вижу, понимаешь, что в его словах есть доля правды.

— Я понял, учитель, что поиски рукописей, похожие на тот свиток, что мы взяли у брата Эммануила, для тебя очень важен, — тихо сказал юноша. — Я не виню тебя.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Посланник. — Я уже говорил тебе, что раньше видел пергамент, написанный той же рукой. Так вот теперь, Арам, я раскрою тебе небольшую тайну. Тот пергамент касается моей судьбы. Его автор мой далекий предок. Мне предначертано собрать воедино остальные свитки.

— И что ждет тебя когда… когда ты сделаешь это? — с тревогой спросил ученик.

— Вариантов несколько, — горько усмехнулся Саймей. — И я не знаю, какой из них хуже….Дело в том, что я уже нашел несколько… И могу сказать тебе, что знаю, где лежат остальные.

— Тогда нам следует пойти туда, — пожал плечами Арам, и вид у него был крайне решительный.

— Они в тайнике, — продолжал Посланник, будто не слыша его. — И именно этот тайник открыл твой бывший учитель. Эта находка стоила ему смерти… И … Помнишь ли ты его последние слова в той записке?

— Конечно! — воодушевленно подтвердил юноша. — Как я могу это забыть?

— Так вот, ученик, — твердо удерживая его взгляд, сказал Саймей. — Он писал их в здравом уме, понимая смысл собственных слов.

Арам молчал, глядя на учителя с горьким пониманием и почти суеверным страхом.

— Я не хочу принимать твое обещание, — вдруг совершенно серьезно и четко сказал он. — Ты молод, учитель, и я уверен, что тебе еще предначертаны многие свершения. И… я не хочу, чтобы ты оставлял меня, Матеуса, госпожу Эстер… У тебя же есть и семья в Визасе! Давай уедем. Давай оставим это дело. Ничто уже не вернет моего наставника. Пусть твоя тайна так и лежит в этом проклятом месте!

— Нет, — Саймей медленно помотал головой. — У меня нет выбора, Арам. И именно об этом я хотел тебе сказать. Вы все мне очень дороги. И ты, и Матеус, и Эстер. А потому… Я очень на тебя надеюсь. Я все подготовлю. Когда настанет момент, ты возьмешь бумаги, деньги, и вот этот мой перстень, — он рассеяно махнул правой рукой, отчего огромный рубин ярко блеснул. — Ты уедешь к Феликсу и под защиту моей семьи. И, конечно, увезешь Матеуса и Эстер.

— Я тебя не оставлю, — юноша весь сжался, казалось, он на грани истерики. — Если понадобится, учитель, я увезу тебя силой! Я не могу оставить тебя в опасности! Я не спас отца Иокима. А теперь ты предлагаешь бросить тебя!

— Арам, — стал увещевать его учитель. — Я говорю тебе, у меня нет выбора. Я должен найти эти свитки. Только я. И я не уверен, что я… — он с трудом смог это произнести. — Я могу и не выжить. Но так и было предназначено. И я обращаюсь к тебе с последней просьбой сохранить для меня тех, кто мне дороги. Ты не вправе отказывать мне!

Юноша молчал, глядя на мозаичную плитку у себя под ногами.

— Что в этих свитках? — спросил он ровным и серьезным голосом, не поднимая взгляд. — Я должен это знать.

— Проклятие, — коротко ответил Саймей.

— Твое проклятие? — уточнил ученик.

— Нет, — после паузы, все же вымолвил Посланник. — Не мое, но всего рода человеческого. Всех истинно верующих. Но не проси меня рассказать подробно. Пока это моя страшная догадка, и я жду ее подтверждений.

— Ладно, — юноша встал, поднял на Посланника взгляд. — Я обещаю тебе выполнить твою просьбу. Я все свою жизнь буду защищать и оберегать их. Но я хочу, чтобы ты знал, я буду с тобой до последнего.

— Пока я не вскрою тайник, — уточнил учитель.

— Да, — подтвердил Арам. — А теперь, учитель, давай закончим наши поиски.

Саймей грустно улыбнулся,