Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

– Кости Имира[27]! Да сколько это будет продолжаться! – вместо приветствия возмущенно заявила особа голосом визгливым и скрипучим. – Никакого покоя! Ты взгромоздился на крышу моего дома и топчешься так, что у меня чуть кровля не рушится! А ну убирайся отсюда, не то пожалеешь!

В первый миг Хальвдан хотел так и сделать, но вспомнил, что пребывает не в своем облике, а в куда более страшном.

– Привет и здоровья тебе… – Он чуть поморщился от голоса йотунши, режущего слух.

– Хейдрун!

– Привет и здоровья тебе, Хейдрун! – После нескольких встреч с бергрисами[28] Хальвдан не особо испугался йотунши размером почти с обычную женщину. – Прости, я не знал, что здесь кто-то живет. Я сейчас уйду…

Дзинь!

– Репа в меду! – объявила Альвильд. – От Саннфриды из усадьбы Закатная Гора!

– Ой! – Хейдрун подпрыгнула. – Да ты здесь не один! Кто с тобой? Какая-то Саннфрида? Это твоя жена?

– Не бойся. – Хальвдан взял в руки чашу. – Здесь никого нет. Давай лучше я угощу тебя… Понюхай, как вкусно.

С опаской Хейдрун потянулась к нему и заглянула в чашу. Там испускали пар ломтики репы, томленной в медовой воде и помазанной коровьим маслом.

– Оооо… – Лесная йотунша закатила глаза: – Сладкая земля… масло…

– Угощайся! – Мысленно благодаря Саннфриду, Хальвдан протянул йотунше чашу.

Та взяла ломтик и положила в рот. Зубы, как заметил Хальвдан, у нее была крупные, острые и по виду сделаны из черновато-серого кремня.

– Ооо, как вкусно! Никогда такого… Что же мы стоим! Пойдем, будь моим гостем! – Хейдрун заволновалась, вокруг ее ног заметалось что-то живое, и Хальвдан увидел, что у нее имеется длинный хвост навроде коровьего – с кисточкой, метущей по мху.

Не решаясь спорить с обладательницей таких зубов, Хальвдан собрал свои вещи и пошел за ней. Вход в нору, спрятанный за ореховым кустом, обнаружился в нескольких шагах ниже по пригорку, и Хальвдану пришлось согнуться в двое, чтобы войти. Внутри было небогато – земляные стены в корнях, каменный очаг, охапка веток вместо ложа. По углам кучки обглоданных и разгрызенных костей – видно, хозяйством Хейдрун себя особенно не утруждала. Все это Хальвдан разглядел при серебристом свете, испускаемом Альвильд. Свечение чаши так поразило Хейдрун, что та не сразу решилась продолжить есть, но сладкий запах победил, и вскоре она очистила чашу до блеска.

– Почему чаша разговаривает? Это твоя жена?

Хальвдан, взявший один ломтик, чуть не подавился.

– Ну, может, здесь живет дух твоей жены?

– Нет. Дух моей жены… мммм… в другом месте. – Хальвдан не знал, уместно ли упоминать здесь Фрейю и не разгневает ли это его хозяйку.

Наевшись, Хейдрун разомлела и стала посматривать на гостя с таким выражением, что ему стало не по себе. В ее желтых глазах явно светилось вожделение, но он усомнился: она желает его как мужчину или как закуску? При том что он выглядит как рогатое чудовище, но, видно, в ее глазах это не умаляло привлекательности гостя.

– Не хочешь ли ты, чтобы у нас была одна постель на эту ночь? – промурлыкала Хейдрун, игриво проводя по зубам длинным черным языком. – Милый, дорогой, ты мне сразу так понравился! Прости, что я на тебя накричала, но разве я знала, что поблизости найдется такой приятный мужчина! Ты бы знал, какие жабьи дети тут шляются…

Что делать? Отказаться – она рассердится. Согласиться… ну если плотно закрыть глаза… Но можно ли остаться собой, соединившись с женщиной из племени йотунов? Как целовать ротик, в котором такие зубы – как кремневые наконечники стрел? Или йотуны не целуются, а сразу… Но как знать, нет ли у нее зубов… еще где-нибудь?

При мысли о поцелуях вспомнилась Рагнхильд; Хейдрун перед ней была что булыжник перед белым цветком шиповника.

Спасла Хальвдана снова Альвильд.

Бульк!

– О, вот это дар! – звонко воскликнула она, и Хейдрун, уже прильнувшая игриво к плечу Хальвдана, в испуге отпрянула. – Вино из Страны Франков! От морского конунга Гримольва Колючего! Он высадился в Стране Франков и захватил сотню бочек, и теперь у него в стане идет пир, но и дис он не забыл! Щедро он отливает им из окованного серебром рога!

– Какой Гримольв Колючий? – Хейдрун отскочила. – У него рог? Где? Знала я одного, по имени Колючка…

– Да нет! Успокойся! – Хальвдан едва держал чашу, где колебалось волнами налитое до краев темно-красное вино, проливаясь ему на пальцы. – Попробуй!

– Это кровь? – Хейдрун сморщилась. – Нет, я не пью крови!

– Это не кровь, это сок таких ягод – называется виноград. Навроде брусники, только слаще. Не бойся!

Отхлебнув сам, Хальвдан наконец уговорил ее. Сперва Хейдрун скривилась: кислятина, кровь и то вкуснее! – но потом распробовала и вылакала всю чашу до дна. А после задремала, привалившись к плечу Хальвдана. Пахло от нее землей и влажным мхом, а длинный хвост с кисточкой свернулся кольцом возле ее ног.

Осторожно Хальвдан уложил Хейдрун на кучу веток, прикрыл шкурой и потихоньку выбрался наружу. Поспать можно и потом, а вот сейчас следовало убраться как можно дальше, пока Хейдрун не проснулась, не обнаружила, что у нее трещит голова, и не подумала, что гость пытался ее отравить вопреки всем законам асов, ванов и йотунов.

– Спасибо тебе, Альвильд! – душевно сказал Хальвдан, отъехав немного от обманчивого холма. – Если бы не ты…

Альвильд звонко рассмеялась:

– Ну раз уж здесь нет настоящей души твоей жены, пришлось мне о тебе позаботиться!

Выбрав место для следующего ночлега, Хальвдан не успокоился, пока не покричал, не живет ли здесь кто. Если кто-то и жил, то предпочел остаться неизвестным и жалоб не приносил.

Прядь 38

На четвертый день пути небесное сияние заволокли густые черные тучи и пошел снег. Он все густел, ветер крепчал, и стало ясно: оставаясь на открытом месте, скоро путник пропадет в метели, его сдует с перевала в пропасть. Обнаружив в скале полузасыпанную снегом длинную продольную щель, продрогший Хальвдан спешился и забрался туда. Лось, увы, не проходил – рога мешали, и Хальвдан оставил его у входа.

Пробираться пришлось на ощупь – в пещере царила кромешная тьма. Стараясь не споткнуться, Хальвдан пролез вдоль длинного ряда крупных острых камней и расположился на довольно гладкой плите, куда снег не доставал. Искать снаружи хворост было немыслимо, так что об огне не стоило и мечтать. Голодный и замерзший, Хальвдан завернулся в две шкуры и улегся, как червяк в коконе, в полусне