Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

Ах, Жавора…

Чарна натянула поводья. Стиснула челюсти от напряжения.

Прикрыла глаза.

Если она заставит коня сдвинуться сейчас, не улетит ли он сразу на множество вёрст?.. Чтобы перестраховаться, Чарна спешилась, привела Юргена и помогла ему забраться наверх. На удивление, это получилось у него неожиданно ловко – даже ловчее, чем у самой Чарны, устроившейся перед ним.

– Только держи меня крепко, – велела она, и Юрген покорно обвил её руками.

Чарна глубоко вздохнула.

Кажимера её убьёт. Однозначно убьёт – но хоть бы это случилось не раньше, чем Юрген придёт в себя.

Чарна вцепилась в поводья. Сосредоточилась, пропуская поток силы от подушечек пальцев к самому сердцу.

Конь шагнул вперёд – к выходу, и вокруг закружилась ночь. В ушах засвистел ветер, застучала кровь; пальцы пульсировали, и на миг Чарна не осознавала ничего, кроме этого, – только горячую дрожь, и рёв ветра, и тяжесть рук Юргена, сомкнувшихся вокруг неё.

Последний осмысленный разговор у них случился совсем нежданно – вечером того дня, когда Лале внезапно решил заночевать на постоялом дворе.

Они уже останавливались здесь раньше – в этом же местечке у Тержвице. Ещё до того, как свершился чародейский суд, но Ольжана не помнила ни названия, ни – тем более – постоялого двора. Это ощущалась как давняя, почти выдуманная жизнь: что тогда было с Ольжаной? Кажется, она страдала от очередных ран, нанесённых чудовищем. Кажется, у неё ещё была коса.

Уже искупавшаяся, Ольжана сидела на лавке и смотрела на яркое небо. Лале подошёл к ней, сел рядом и попросил, мол, пойдёмте внутрь, мне нужно с вами поговорить; Ольжана не хотела.

Когда-то Лале сказал, что чудовища должны попадаться в расставленные для них ловушки, – но сделал всё, чтобы Сущность из Стоегоста своего капкана избежала. Он сообщил это Ольжане мимоходом, в дороге, как о деле, не требующем особого внимания, – и Ольжана решила, что на сегодня бесед с ним достаточно.

Лале объяснил её молчание по-своему.

– Ну, Ольжана. – Краем глаза различила, что Лале её разглядывал. – Я понимаю, что я вам уже до смерти надоел, но мне нужно с вами попрощаться. Лучше, если произойдёт наедине.

Ольжана переспросила:

– Попрощаться?

Рыжее закатное солнце золотило лицо Лале и его затёртые чёрные одежды.

– Ну а что вы удивляетесь. – Лале посмотрел вдаль. – Всё и так затянулось.

– Но чудовище… – Ольжана не смогла закончить. Как объяснить: если Лале не захотел, чтобы Сущность из Стоегоста поймали, значит, он собирался и дальше угрожать господарствам с его помощью?..

– Чудовище, – Лале понизил голос, – нужно мне для одного дела. Вас оно больше не побеспокоит.

Лале поднялся.

– Идёмте поговорим.

Что ей оставалось?.. Пришлось послушаться.

Затхлая комнатушка, которую они сняли для Ольжаны, тоже оказалась залита закатным светом, и Лале посреди этого яркого рыжего пятна выделялся как длинная чёрная тень.

Ольжана опустилась на кровать. Чтобы занять руки, стала поглаживать стёганое, шершавое от старости покрывало. Лале принялся ходить перед ней, а собравшись с мыслями, пододвинул стул и сел напротив.

– Думаю, – поделился он, – это правда всё.

Задумчиво почесал щетину. Он стал бриться с тех пор, как Ольжана упомянула его отросшую разбойничью бороду, и теперь выглядел почти как раньше.

– Вернее, мне нужно ещё пару дней, чтобы всё закончить. И чудовище для этого мне пригодится. Но вы останетесь здесь.

– Здесь? – поразилась Ольжана.

Лале сделал жест – не перебивайте, пожалуйста, мол, и продолжил:

– Я пойду в Тержвице, и что бы там ни случилось, я всё равно сюда не вернусь. Кибитку оставляю вам. Поступайте с её содержимым по своему усмотрению. Если продадите книги, станете достаточно богаты, чтобы открыть лавку в Стоегосте, как когда-то хотели.

Ольжана даже оторопела. Это что – правда прощание? И как ей следовало ответить – сказать «спасибо»? Или спросить, зачем ему в Тержвице? (Хотя и так ясно: расправиться с Йоваром.) А может, стоило полюбопытствовать, зачем Лале оброс таким количеством вещей, если выбрал месть целью своей жизни?.. Что ж, обсуждение растянулось бы надолго, а у них за эти месяцы и так было достаточно бесед.

Лале сгорбился. Сплёл пальцы.

– Под левой лавкой сундук с моими записями и учебными тетрадями. Ключ в мешке с тимьяном. Эти тетради заколдованы, и там такая тайнопись, что, надеюсь, Драга Ложа знатно поломает себе голову – но я бы предпочёл, чтобы их увидели только вы. Исключая записи о чудовище: их Драга Ложа сможет использовать, чтобы расколдовать Беривоя… – Откашлялся. – В одной из коробок найдёте увеличительное стёклышко. Оно зачаровано, и с ним вы без труда всё прочитаете.

Что, неужели прямо вечером собирается?..

– Вы ведь не оставите меня здесь просто так, – заметила она с холодком. – Я опять должна в чём-то поклясться?

Язык кольнуло, и Ольжана поморщилась. Ну разумеется… Она ведь не должна это упоминать.

– Не совсем. – Лале виновато качнул головой.

Он протянул к ней руки, невесомо обхватил её запястья.

– Снять с вас клятву я уже не смогу, а я не хочу, чтобы вы сидели тут до скончания веков. – Вокруг её запястий появились кольца из лилово-серых чар. – Небольшое защитное заклинание. Три дня не покидайте этот постоялый двор. Чудовища на бойтесь – не тронет. На третью ночь заклятие спадёт, и вы сможете отправиться куда угодно.

Кольца блеснули и пропали. Ольжана не ощутила ничего, кроме лёгкого дуновения воздуха, но даже не стала спрашивать, что будет, если она ослушается – очевидно, опять боль.

Лале подержал её запястья дольше, чем того требовало колдовство.

– Мне очень жаль.

Ольжана высвободилась и буркнула:

– Это всё?

Она не знала, какое чувство мучило её сейчас больше всего. Угрызения совести – потому что она так и не сумела помешать Лале? Или непонятная, глупая, щемящая тоска? Она ведь провела с этим человеком долгие месяцы, она любила его, училась у него, говорила с ним сутки напролёт, проехала с ним всю страну, и она не могла вырвать это из себя, даже осознавая, что Лале сделал.

Лале смотрел на неё внимательно – может быть, внимательнее, чем когда-либо.

– Ольжана, – произнёс он тихо, – я верю, у вас впереди долгая счастливая жизнь и вы проживёте её лучше, чем можете сейчас представить. Не знаю, что я имею право говорить под конец, чтобы не ранить вас ещё сильнее, но…

Он задумчиво посмотрел в окно.

– А может, сейчас уже ничего говорить не стоит.

Как глупо, подумала Ольжана. Какое неуклюжее, скомканное расставание, – а ведь потом она будет вспоминать это всю жизнь.

Лале поднялся. Оправил ладанку.

– Ну, прощайте. – Он отвернулся. –