Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

Когда-то Лазар сомневался, что Эйлуд переживёт путешествие к этому монастырю – но вот, как вышло; пережил. Правда, красота схлынула с него, точно листва поздней осенью, и вместо опасного удава Эйлуд теперь всё больше напоминал мертвеца. В полумраке крипты его бледная кожа, оттенённая новой сутаной, казалась ещё безжизненнее и серее. Высокая фигура, сломавшаяся под колонной, – нескладная, будто у вывернутой марионетки. «Как я мог думать о том, чтобы оставить его в тех красильнях, – удивлялся Лазар. – Эйлуд бы долго там не протянул».

Прежняя едкость тоже вытекла из него, как если бы кто-то решил опустошить бутылёк с ядом. Эйлуд стал тих и благочестив, точно не было того человека, который проводил хургитанские ночи в обществах, порядочным башильерам не свойственных. Это печалило Лазара: страшное зрелище, когда человек становится сам на себя не похож.

Ему ли не знать.

Хотелось верить, что со временем Эйлуд оправится – и станет почти так же несносен, как раньше, во времена чумы и Хургитана.

Эйлуд перестал шептать стихиры.

– Эй, – позвал он. Поправил белёсую прядь, упавшую на лоб. – Скажи: брат Раймонд не из твоих краёв?

– Думаю, что из моих, – отозвался Лазар. – Но он говорил со мной только по-иофатски.

Настоятель был высоченным крепким мужчиной. Говорил густым голосом, носил клочковатую каштановую бороду – (и всё же любопытно, отметил Лазар, до чего среди башильеров разные порядки: позволили бы в Иофате брату Раймонду ходить обросшим, как лесорубу, или заставили бы бриться по примеру Эйлуда?..). Настоятель чудесно владел иофатским, но по загорелому лицу с носом картошкой и по характерному говору Лазар тут же признал в нём уроженца Вольных господарств.

– Как же его сюда занесло? – спросил Эйлуд.

Лазар пожал плечами:

– А меня как?

Это заставило Эйлуда призадуматься.

– Мне кажется, – сказал он негромко, будто боясь потревожить усопших монахов, – он больше не станет допытываться до твоей руки.

Было бы славно.

Когда Залват только узнал о намерении Лазара вернуться в орден, то возмутился: «Если чёрные жрецы вздумают отрезать мою руку, больше ко мне не приходи». Но Лазар бы и сам сбежал, если бы рука оказалась под угрозой.

Эх, Залват… Конечно, он расстроился. Обиделся даже, но Лазар принялся убеждать, что навсегда останется его другом и должником и этого не изменят ни сутана, ни жизнь в кельях. Лазар говорил, что спасёт столько чародеев, сколько никогда бы не спас в Шамболе, – но конечно, дело было не только в чародеях.

Не мог он иначе. Вот и всё.

Его грела мысль, что он останется в этом монастыре, расположенном в сердце Хал-Азара неподалёку от священного города Кел-Гразиф. Лазар уже знал, что здесь были библиотека, лекарский уголок и древняя крипта, и мысленно усмехался: что ещё нужно, чтобы почувствовать себя как дома?.. А в разговорах с настоятелем Лазар был убедителен и послушен. Когда брат Раймонд спросил, есть ли ему в чём каяться, Лазар ответил, как от него ожидали.

«Я принимал помощь от тех, кто был пропитан скверной колдовства. – И припадал губами к холодной рыцарской перчатке, которую держал настоятель. – Я носил их одежду. – Снова припадал. – Я ел их хлеб. – И снова: так, что на губах оставался железный привкус, будто его опять били. – Я по собственной воле стал жертвой их колдовства, желая обрести потерянную руку». Но потом добавил, что принял от чародеев руку, чтобы с её помощью исполнять замысел Дланей, ибо если Длани сотворили человека о четырёх конечностях, грех ли возвратиться к изначальному образу? «Я вытащил брата-башильера из рабства, – думал Лазар. – Вы не сможете меня прогнать».

Не смогли. А ночь в крипте – ну разве это наказание?..

Эйлуд рядом поёжился.

– Слушай, – позвал он снова. – А правда, что в твоих краях мертвецы часто встают из могил?

Лазар кивнул. Случается, мол.

– А правда, – продолжал Эйлуд, следя, как зачарованный, за пламенем фонаря, – что у вас есть колдуны такой силы, что могли бы поднять всех мертвецов в этой крипте?

«Да, – ответил Лазар мысленно. – Я такой колдун». Тут же устыдился своего бахвальства: поглядите-ка!.. Крипта небольшая, но Лазар столько лет без упражнений в сильных чарах. Давно ничего тяжелее учебной страницы не поднимал, а всё туда же, поднимать умертвий. Вслух же протянул:

– Наверное…

Они помолчали. Эйлуд поправил фонарь и хмуро посмотрел на прикрытые решётками ниши.

– Надеюсь, до утра масла хватит.

Лазар миролюбиво заметил:

– Должно.

Впрочем, на долгое молчание самого Эйлуда не хватило.

– Расскажи что-нибудь, – попросил он. – Что-нибудь про мертвецов из твоей варварской страны.

– А что, – усмехнулся Лазар, – молиться ты уже передумал?

Эйлуд скривился и этим очень напомнил себя прежнего. Лазар не удержался и поддел ещё:

– Твоё поведение не слишком благочестиво, добрый брат. По-твоему, мои рассказы не оскорбят мёртвых монахов?

– Не думаю, что это большой грех, – проворчал Эйлуд. – Особенно, если нас не услышат монахи живые.

Лазар рассмеялся, и это вышло так громко, что Эйлуд ткнул его локтем в бок.

– Перестань! – возмутился он. Но было видно, что перебрёхиваться с Лазаром ему приятнее, чем сидеть в тишине.

– Прости, прости. – Лазар хитро сощурился. – Я буду осторожнее. Если ты боишься мертвецов, я уважаю это.

Эйлуд фыркнул и приосанился.

– Глупости, – обронил он. – Я не боюсь.

Лазар сдержался, чтобы не прыснуть снова, и удивился, как приятно и легко стало у него на душе – точно правда шутил с другом, а не с человеком, когда-то пытавшимся натравить на него хургитанских дознавателей. Он глянул на стену, на которой, слегка подрагивая, лежали тени, и почему-то вспомнил, как жил в подземельях Нимхе – и как смотрел на тени, пляшущие на других камнях. Казалось, с этого времени прошла целая жизнь, а на самом деле… Сколько лет? Семь? Восемь?

– В моей стране, – начал Лазар, – есть озеро, которое назвали… О, я не знаю, как это по-иофатски. Как называют людей, которые утонули?

– Утопленники, – подсказал Эйлуд.

– Ну вот. Давай так: его называют Озером Утопленников. Когда-то давно на этом месте были деревни, но однажды их жители убили сына известного чародея, и в отместку тот… э-э… – Поискал слова. Не вспомнив ничего лучше, сказал просто: – Их утопил.

– Ты забыл слово «утопленники», но знаешь, как будет «в отместку»? – ухмыльнулся Эйлуд.

Разумеется, подумал Лазар. Есть свои причины.

– Теперь там… э-э… Большая вода. Огромная, как море. – Рассказывать истории на иофатском всегда было непросто, но теперь Лазар и вовсе отвык на нём говорить: в последнее время он больше использовал хал-азарский. Однако когда он