Разгильдяй - Сергей Николаевич Чехин

Делай, что должен.

Будь, что будет.

Мы поднялись почти под самые облака, невидимые и неслышимые, но и с такой высоты громада главной башни выглядела так, словно я стоял под заводской трубой. Золотые прожилки тускло мерцали, по ним как по матовым полупрозрачным венам гоняли сияющие янтарные капли. И как ни вглядывался, как ни щурился — так и не заметил ничего похожего на окно или бойницу. Кремовый монолит колоссального размера, вокруг которого точь-в-точь как на карте разошлись трапеции кварталов, разделенные спицами мостовых — не то колесо, не то разрезанная пицца.

С эшелона в полтора километра нисходящий к реке центр города выглядел таким правильным и ровным, что напоминали микросхему: дом к дому, крыша к крыше, никаких зазоров, пустырей и самостроя, только соблюденный с точностью до шага план. Посады же отличались большей свободой — по крайней мере, неровность хуторов и стыков полей подмечалась с первого взора, и все равно угодья больше походили на аэрофотоснимки вполне современных земных агрохолдингов.

Но если на родной планете свет горел ночи напролет: фонари, вывески, окна квартир сливались в неугасимую видимую даже из космоса люминесценцию, то Герадион казался накрытым черным шелком. «Как перед бомбардировкой», — сверкнула в затылке глупая мысль, и пару минут спустя, когда нос нашего флагмана пересек черту внешней стены, внизу вспыхнул огонек, словно некий гигант подкурил свою гигантскую сигарету.

Вот только уголек, в отличие от тлеющего табака, со скоростью стрелы метнулся наперерез первому повстанческому колдовскому воздушному флоту, и я как в замедленной съемке увидел озаренные рыжим пламенем вытянувшиеся лица и распахнутые рты ребят с соседнего корабля. Щелк — и время вернуло обыденный ход, а ладья подпрыгнула на расцветшем пламенном маке точно на морской мине. Громыхнуло, сжавшийся воздух ударил по ушам, и ему вторили дикие вопли солдат, десятками ухнувших в обугленную пробоину. Подбитое судно не остановилось, не сбавило ход, продолжив послушно плыть вслед за моей волей, и стремительно уменьшающиеся фигурки сыпались по нисходящей дуге подобно снарядам из люка тяжелого бомбера.

Попытался закрыть брешь силовым полем, но то ли не рассчитал мощи, то ли от страха потерял концентрацию, но летевшие с грацией дирижаблей лодки закачались как в урагане, и к затухающим крикам несчастных прибавились сотни перепуганных оров.

Бравые вояки вели себя хуже девочек в вылетевшей в кювет маршрутке — вопили не своими голосами и вцеплялись в соседей, дергали за плащи, хватали за руки, висли на шеях, а кое-кто обезумел настолько, что полез к товарищу на плечи, как медвежонок на сосну. Это никак не помогало — наоборот, усугубляло и без того шаткое положение, но пойди попробуй объяснить утопающему, что если вскарабкаться на голову спасателю, то погибнете оба.

В самой гуще толкотня никому не угрожала — все крепкие и в доспехах, пойди попробуй такого задави, но стоявшие вдоль бортов воины сыпались из кораблей как песок из ковша экскаватора. Рык и ругань Борбо ни к чему не привели — рев старого воеводы просто тонул в диком гомоне, и чтобы не растерять весь десант, пришлось оставить поврежденную ладью и перенаправить силы на остальные.

Но магическая «рельса» исчезла не сразу, а размякла, опустилась, превратилась в пологую горку, и посудина не грохнулась отвесно, а пошла вниз как самолет на посадку. Бойцы из числа набранных в Ангваре крестьян цеплялись за балки и простирали ко мне руки — я не слышал слов бедолаг, но видел часто хлопающие губы и блеск выпученных глаз: пожилых, молодых и совсем юных.

Жертвы оказались не напрасны — лодки выровнялись и обрели устойчивость стальных плит на бетонном полу, но воины уже не стояли в полный рост как прежде, горделиво вскинув подбородки, а сидели, вцепившись в борта, уключины и плечи соратников, озираясь по сторонам подобно овцам, услышавшим неподалеку волчий вой.

Долго ждать новой атаки не пришлось — внизу будто тысячное войско разожгло походные костры: среди полей, усадьб и хлевов расходящийся волной вспыхивали белые искры в рыжих ореолах, чтобы мгновения спустя с сотрясающим рокотом расчертить усеянный звездами бархат. Метеоритный дождь — вот как это выглядело. Метеоритный дождь, льющийся с земли в ночные небеса.

* * *

Колдовские сферы взрывались как фугасы при любом касании или соударении. Два таких шара столкнулись в середине второго ряда, и раскаленная волна, оседлав крошащий доски грохот, швырнула ладьи на соседок как прибой — плавник. Корабли «бортанулись» — пара левых отделалась царапинами, а их экипажи — легким испугом, но двум правым повезло меньше. Взрыв подбросил лодку, приподнял нос, и перегруженный транспорт буквально закинуло на головы соратникам. По ушам резанул звук, словно с разбегу наступили на пачку яиц, вслед за ним желудок вонзился в глотку, и я грешным делом подумал поставить заслон во рту, чтобы не лишиться скудного ужина.

Вряд ли вид стошнившего колдуна как-то повлиял бы царящий вокруг хаос, но сойтись в финальном поединке в заблеванной мантии не очень-то солидно. Но пронесло — отвлекся на удержание строя и позабыл о свербящей требухе. Корабли удалось выровнять и развести в стороны, но треть бойцов с наиболее пострадавшего так и остались лежать на палубе горкой изломанных кукол, и в ярких вспышках файерболов отчетливо виднелись вылезшие из лопнувших черепов мозги и блестящие змеи выдавленных кишок. Соратники с посыпанными мукой лицами топтались как виноделы в лохани со спелыми гроздьями, вот только под ногами хлюпал ни разу не сок.

— Вниз! — завопил кто-то, и предложение показалось повстанцам более чем здравым.

Не прошло и секунды, как сотни глоток вразнобой потребовали немедленной посадки, словно на земле их ожидал дружеский прием с пивом и шашлыками. Но до внутренней стены оставалась еще половина пути, и приземлись мы прямо сейчас — и оказались бы зажаты меж двух каменных колец в десятки метров высотой, откуда выберутся разве что птицы, а таковых среди мятежников не числилось.

— Опускайтесь! — усатый старик с вытаращенными зенками схватил меня и начал трясти, и в такт голове задрожали все лодки.

Благо Борбо подоспел на помощь, и единственным, кто улетел за борт из-за внезапной качки стал тот самый усач — генерал без приказов и увещеваний схватил смутьяна за шкирку и вышвырнул в темень. После встал передо мной с секирой наперевес, готовый защищать колдуна хоть от самого Марзала.

Бойцы правильно растолковали и звериный оскал, и встопорщенные бакенбарды, и на флагман вернулось некое подобие порядка, зато на