Когда солнце взойдет на западе - Анна Кей

Больше она не произнесла ни слова. Залившись слезами, уткнулась лицом в ладони и вновь беззвучно зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону. Такуми осторожно присел рядом, не решаясь прикоснуться.

– Кто-то из ёкаев покидал границы барьера? – неожиданно раздался голос Йосинори, и Аямэ осмотрела всех кицунэ, которые единогласно покачали головой.

– Что-то понял? – спросила Генко, всматриваясь в лес.

– Давай кое-что проверим?

Он протянул ей руку, в которую Генко мгновенно вложила ладонь. Вместе они подошли к ближайшему дереву, на которое указала одна из кицунэ. От него начиналась установленная граница, невидимая глазу в обычном состоянии, но стоило Йосинори приблизиться к ней, как в воздухе возникла рябь.

Осторожно и неторопливо он протянул руку вперед. Воздух задрожал, покрылся волнами, но в итоге пропустил сперва руку Йосинори, а после и его, сделавшего решительный шаг вперед. Генко, ведомая чуть позади, легко и безболезненно проникла внутрь барьера следом.

– Барьер не действует на людей, – задумчиво произнес стоявший неподалеку Като и нахмурился. – Похоже на ловушку. Они знали, что мы придем, и позволили нам войти.

– Но это неправильно. – Ёсико, кицунэ, сопровождавшая Като, покачала головой. – Предположим, что барьер установили от ёкаев, которые сопровождают оммёдзи в сражениях. Несколько человек пройдут сами, поймут, что нам путь отрезан, а после могут вернуться и забрать нас с собой. Так какой смысл в границе?

– Чтобы не разбежались раньше времени прислужники тех, кто это начал.

Все обернулись на заговорившего Рёту. С недовольным, но самоуверенным выражением лица он взирал на людей, и в его облике отражалась надменность и превосходство.

Аямэ безумно захотелось выбить дражайшему родственнику пару зубов, но вместо этого она взяла Цубасу за руку и уверенно двинулась к барьеру.

Проходить сквозь невидимую границу оказалось легче, чем она предположила. Небольшое сопротивление воздуха, похожее на ныряние в воду, и они с Цубасой оказались внутри, где их тут же накрыла ки. Темная, затхлая, зловонная энергия была повсюду, и Аямэ замерла на месте, пытаясь совладать с нахлынувшей на нее злостью, пропитавшей воздух. Ей хотелось высказать все, что пришло в голову, выругаться, но она не смогла произнести ни слова, когда рука Цубасы так крепко сжала ладонь, что стало больно. Он почти сразу отпустил ее, виновато мазнув пальцами по ладони, но Аямэ больше волновало его состояние – часть лица, видневшаяся из-под маски, казалась серой и безжизненной.

– Цубаса? – тихо и осторожно спросила Аямэ.

Он покачал головой, не желая говорить, но быстро сдался под пристальным взглядом Аямэ:

– В Ёми почти такой же воздух. И тоже пахнет кровью, смертью и отчаянием.

Виновато опустив голову, Аямэ могла лишь прижаться к Цубасе на мгновение – не объятия, но больше, чем они могли себе позволить в нынешней ситуации.

Призвав сикигами, Аямэ направилась в сторону Накаямы, ощущая, как все больше оммёдзи проникают за барьер. Чем ближе они подходили к городу, тем хуже становилась открывавшаяся картина, пока наконец они не увидели его весь. То, что от него осталось.

Города не существовало. Поваленные деревья, разрушенные строения, развороченные улицы – как после шторма, который уносит на дно моря все, что способен утащить. Перевернутые телеги, провалившиеся внутрь домов крыши, уничтоженная каменная кладка зданий и кровь, брызги которой встречались везде. Где-то слышался вой, порой доносился громогласный хохот, а пару раз Аямэ улавливала плач и крики, но не могла понять, откуда они разносились.

Накаяма превратилась в город-призрак.

– Но где тела? – Она осматривала каждый угол, пыталась увидеть что-то в проемах домов, но нигде не видела ни человека, ни хотя бы его часть.

– Аямэ. – Цубаса выразительно взглянул на нее, словно ждал понимания, но она продолжала недоуменно смотреть в ответ. – Большинство демонов питается людьми. Их попросту съели.

– И вы станете следующим лакомством!

С уцелевшей крыши одного из зданий на них смотрела дзёрогумо. Алые губы растянулись в широкой довольной улыбке, пока массивное, раздутое от длительного пира туловище медленно подползало к Аямэ и Цубасе.

– Ненавижу пауков. – В голосе Аямэ смешались злость и жалоба, из-за чего он стал похож на тихий писк.

Цубаса выступил вперед, обнажая танто, по обе стороны от Цубасы расположились сикигами волка и медведя, Аямэ дрожащими руками достала из поясного мешочка огненный талисман. Сперва казалось, что все в порядке и они быстро разберутся с дзёрогумо. А потом из-за соседнего дома выползла еще одна дзёрогумо, а следом явились еще две, взяв Цубасу и Аямэ в кольцо.

Аямэ ощутила, как все внутри рухнуло. Ладони взмокли, воздух с трудом входил в легкие, тело стало неповоротливым, деревянным. Медленно накатывала паника.

– Ах, так мальчик не обманул, – звонко рассмеялась одна из дзёрогумо, выверенным чувственным жестом прикрывая рот с острыми как иглы клыками. – Девочка с голубыми глазами действительно ничего не сможет сделать против нас.

– Так мила и так слаба.

– Как пахнет ее кровь теперь, когда она боится!

«Хитоси, предатель». Аямэ не следовало удивляться, но она все равно ощутила боль от его поступков. Люди, клан, она… Хитоси отсекал все нити, связывающие его с прошлым.

– Держись ближе ко мне, – с трудом разобрала Аямэ слова Цубасы и едва кивнула.

Преодолевая себя, с трудом дыша от страха, что все глубже впивался в нее, Аямэ призвала еще сикигами. Ей следовало собраться, взять себя в руки и прекратить бояться, но тело не слушалось. Сердце колотилось часто и быстро, глаза слезились, и каждый миг становилось все хуже. Она не ощущала реальности – остался ужас, готовый поглотить ее.

Прижавшись спиной к спине Цубасы, Аямэ всхлипнула. Боги, она старалась не показывать свои слабости, но сейчас не могла ничего поделать. Возможно, против одной дзёрогумо она бы выступила, смогла побороть скованность тела, но против четырех у нее не было и шанса. Аямэ мерещилось, что в тенях копошатся пауки, что ёкаи приближаются к ней слишком быстро, а она ничего не может сделать и так и погибнет – от липких лап, погребенная под слоем паутины, ни на что не способная.

Тело не слушалось, страх проникал все глубже, и Аямэ не видела ничего, кроме дзёрогумо. Хищные лица. Тонкие руки. Круглые паучьи тела. Длинные лапы.

Как она могла бороться с ними, если один вид этих ёкаев ввергал ее в ужас такой силы, что сердце готовилось вырваться из груди? Как ей противостоять им, если она не может побороть себя?

– Довольно, прекратите пугать Аямэ-сан. Карасу-тэнгу-сама, ступайте, я разберусь, – прорвался сквозь шум в ушах мужской голос, и дзёрогумо в ответ одновременно зашипели:

– Дзинко! Слишком самоуверенно для такого молодого лиса.

Аямэ не понимала, что происходит, только отстраненно видела, как к ним с Цубасой приближается Такуми, объятый синим пламенем. Она не чувствовала рук Цубасы на талии, не слышала шума ветра, когда они взлетели, уходя от бросившихся за ними дзёрогумо, которым преградили путь кицунэ-би. Перед ее глазами стояли округлые восьмилапые тела и хищные улыбки с длинными клыками, готовыми впиться в шею.

Они приземлились в чьем-то дворе, пострадавшем чуть меньше остальных, и Цубаса попытался привести Аямэ в себя. Она смотрела на него, но не видела. Чувствовала, как он встряхнул ее, но не отреагировала. И только его ки, пробиравшаяся под кожу и обжигающая холодом, немного отрезвила ее.

– Ненавижу пауков, – несчастно протянула Аямэ, всхлипнула и рухнула на Цубасу, дрожа всем телом. Теперь она прекрасно понимала выжившую и охваченную ужасом девушку в лесу.

Ее затрясло, когда лицо опалил жар стыда. Постепенно приходя в чувство, она слышала звуки битв, что развернулись на руинах Накаямы. Звон металла, возгласы, крики ёкаев, их рев и вопли. А она… Сбежала, испугавшись дзёрогумо. Как могла она называться оммёдзи после такого? Как намеревалась противостоять Хитоси?

Он словно услышал ее и вырвал из раздумий насмешливым голосом:

– Все такая же трусиха. Я знал, что ты не сможешь справиться с этой слабостью, маленькая и слишком гордая, чтобы попросить о помощи. Никчемная, неспособная преодолеть этот страх.

Хитоси криво улыбался чуть поодаль, крепко сжимая в руке отцовскую катану. Рядом с ним стояли пять ёкаев, среди которых