Былины Окоротья - Егор Андреев

– Ча-аво? – протянул Семка, косясь на Куденея и явно плохо понимая, в чем состояла издевка.

– Я же говорил, – пробормотал с улыбкою Лоза.

– Путное хотите послушать… Ну-ну. – Оболь зло скривился и сплюнул сквозь зубы. – Знаете, что по возвращении в Марь-город воевода о нас свому владыке скажет? Что пока мы бока отлеживали, он со своею бандой смердов из огня голыми руками таскал. Что, мол, это токмо он и его немытая ватага оборванцев всех бестий-страшил перебили. По-иному говоря, без выкомур, скрал он нашу славу, парни. Стыдоба-то кака – в город, не обагрив кровию клинка, возвращаться. Точно мы и не доблестные воины, а приживалки нищие при Ярополковой дружине.

– И что ты предлагаешь? – проворчал Некрас. – Сам же слышал, что ведьма об истоке Скверны рассказала. Кто сунется на болота, как пить дать в нечисть обратится. Грибочками цветастыми обрастет.

– Ага. Неохота что-то страхолюдиной заделаться, – поддакнул ему Семка.

– А я вам и не предлагаю ратным строем на злочинных повелителей Скверны идти. Устроим небольшую охоту. Загоним и забьем пару страшилищ поуродливей, пока другие твари в своей норе дремают. Насадим их головы на копья, и тогда уж нестыдливо будет домой вернуться. Никто не посмеет супротив отваги нашей слово худое бросить.

– Заманчивая задумка, – Куденей поскреб сизый, гладко выбритый подбородок, – однако есть в ней один существенный изъян, упущение, про которое ты забываешь. Тут кругом сплошные топи, как нам среди них дорогу находить? Али позабыл, сколько мы блуждали, пока с Гнилого Кута до веси добрались, хоть меж ними всего-то с полверсты будет?

– Об этом я тоже успел подумать, не дурак. Знаю, как пути нам безопасные найти, даже без проводника. Остается дело за малым: согласны ли вы отправиться за славой али, поджав хвост, потрусите домой вслед за Ярополковым отребьем? Вам решать.

– А Митрию что скажем?

– А ничего. Слишком многое он в последнее время стал себе позволять. Все якшается с колдуньей богомерзкой, с воеводой – псом безродным – да с княжичем, у которого молоко на губах еще не обсохло. Так пусть с ними он и остается. Мы и своей компанией управимся!

– Кто ж нас поведет? Ты, что ли?

– Я вас поведу! – раздался за их спинами ломкий голос молодого княжича. Опричники разом повскакивали с мест, обернулись. Некрас упустил крынку из рук, и остатки простокваши выплеснулись на землю, разлившись белой кляксой по угольно-черной грязи.

Петр вышел из-за обгоревшей стены дома, на завалинке которого сидел Чура. Частично выгоревшая, она топорщилась обломами досок с развешанными на них кусками цепей, скобелей, проволоки, заготовок под лемешный плуг и других произведений кузла [88]. Неторопливо обойдя большую лужу посреди двора, княжич встал перед опричниками, распахнув полы кафтана, накинутого на плечи поверх кольчуги. Украшенная шитьем аксамитовая ткань когда-то бежевого цвета теперь приобрела тускло-серый оттенок, пестрила грязными пятнами. Выпушка, шедшая по вороту и запáху, свалялась и висела колтунами, а разорванный по шву манжет одного из рукавов бесстыже раззявил рот дыры с лоскутными краями. И все-таки, несмотря на неказистый вид, Петр умудрялся выглядеть властно, почти как настоящий князь. Положив ладонь на рукоять подаренного Тютюрей клинка, юноша гордо вздернул подбородок.

– Я вас поведу, – снова твердо повторил он.

Бегство

– Сымай, слышишь, кому говорю! Тебе же ясно было сказано: телеги только для раненых и маленьких детей. Куды ты свой баул тыркаешь?! – горячился Видогост, отпихивая здоровой рукой крепача, пытавшегося втиснуть на телегу объемный узел. Сидящие на ней люди, все как один носившие окровавленные повязки, недовольно заворчали.

– Такить, барин, добро ж… в трудах честных нажитое… куда ж иво…

– Все, что можешь унести, закидывай на спину, а коли не можешь, так бросай в канаву! Места на телегах только для раненых и детей!

– Дык вроде всех увечных погрузили…

– Всех, да не всех: сейчас ратных принесут, что за вас, песьи дети, чуть головы не сложили. Так что забирай свою поклажу, быстро!

– Эй ты, да, ты, ущербный дылда! Ты куда со своею козой прешь?! Али удумал оперед обоза топать? Ну-ка, давай взад вертайся и не путайся больше под ногами. Бабоньки, чье дитя? Чье дитя, спрашиваю? Уберите мальчонку из-под колес от греха подальше!

– Лютуешь, Видогост? – с изрядной долей иронии поинтересовался окольничий у измученного десятника, который с Миролюбом, Нимиром и Вяткой пытались навести порядок среди крестьян, сбившихся у обоза в крикливую серую стаю. За время приготовлений к уже снаряженным телегам добавилась волокуша, в которую впрягли одного из ослов. Второй, привязанный позади телеги, нес сокровища, найденные у Харитона, и уцелевшее имущество дружины. Все, что удалось спасти.

– Ну, так как продвигаются приготовления к уходу?

Видогост резким движением смахнул пот со лба и вытер мокрую ладонь о полу рубахи. Вторая рука висела у него на перевязи и пока что отказывалась служить своему хозяину как прежде. Даже несмотря на чудодейственные притирания Врасопряхи.

– Суматошно, Всеволод Никитич, – устало бросил он. – Еще с полчаса провозимся как пить дать.

– Значит, выйдем за полдень, – невесело рассудил Всеволод. – Если все пойдет гладко, часа четыре придется тянуть телеги по худой гати, покуда не доберемся до края болот. Затем предстоит непростой подъем в холмы, а это еще часа два, не меньше. До темноты укрыться на вершине едва ли успеем…

– Не согласен, Всеволод Никитич. Местные мужики уверяют, что выведут нас из трясины самое большее за два часа, ибо знают все огрехи и опасные места болотной тропы. Ну и благодаря этому, конечно…

Видогост пнул мыском сапога по ступице телеги. Всеволод и раньше обратил внимание на странную конструкцию зареченских повозок, колеса которых были намного шире обычных. Набитые на обода короткие куски дранки не позволяли телеге проваливаться в топь.

– Ну, хоть одна хорошая новость, – согласился Всеволод, отмечая находчивость жителей болот.

В это время со стороны лечебницы волховуши показались Борислав и одноглазый Яков, которые несли самодельные носилки. На отрезе усчины [89], натянутой меж двух березовых жердей, лежал Никита. Бледное, осунувшееся лицо кмета покрывала испарина, но все равно он выглядел лучше, чем запомнил его воевода. По крайней мере гридь больше не метался в горячечном бреду и дышал глубоко и ровно.

– Осторожнее! Сюда его кладите. Здесь места для наших другов уже заготовлены, – засуетился Видогост, жестами заставляя раненых смердов подвинуться.

– А где Василевс? – спросил окольничий.

– Василевсу место уж более не потребуется, – тихо вымолвил Борислав, аккуратно придерживая голову Никиты, которого перекладывали на выстланное соломой днище воза. Молодой воин еле слышно застонал,