Восьмой район - Алиса Аве

номера – Z-033 и Z-029, но одно имя – Зенон. Зенон-Z-033 с жизненными показателями юноши и Зенон-Z-029 с абсолютно идентичным набором хромосом, но старше лет на двадцать. Метрика сменилась первым заданием: контроль за очисткой конвейера отходника.

Я ежедневно выполняла одно и то же: конвоирование обучающихся детей на занятия, ожидание у душевых, сопровождение в карцер или лаборатории, ночные обходы коридоров. В пару мне назначили более опытного Стирателя, из старого набора, он в основном сидел на одном месте, пока я обегала коридор за коридором.

– Не бегай, ночами мало что происходит. Как поймали девчонку, что портила люки и шлюзы, совсем скучно стало.

Эмоции вернулись с обрывочными воспоминаниями. Почти сразу после упоминания девчонки мне приснился сон. Обычно сны, пропущенные блокиратором, черно-белые, наполнены все тем же распорядком службы. Но в этом сновидении я петляла по изгибам коридора, кто-то невидимый бежал за мной. Страха я не испытывала, подпрыгивала, крутилась, размахивала руками. В монохроме горел оранжевый цвет – хвост отвертки, которую я сжимала. Сон повторялся каждый отбой, приобретая краски: красные ночные огни освещения, синяя полоса направления коридора, сине-зеленый комбинезон на мне. Однажды я пробежала мимо прозрачных дверей лифта и мельком выхватила собственное отражение: косая челка, настороженный взгляд, худые руки. Преследователь вынырнул из темноты, возник словно из воздуха. Светлые волосы забраны в хвост, шрам от виска длинной чертой, странные прозрачные глаза, он оказался конкретным человеком. Тем, кого системная ошибка обозначала как Z-033. Имя запомнить у меня не получалось, но код я заучила. И отличала его из массы детей, за которыми наблюдала.

От медиков сны я скрыть не могла. Они не придавали значения обычным черно-белым кадрам. Но первая же ночная пробежка с отверткой заставила их в разы увеличить дозу инъекций, а когда не помогло, они переустановили блокиратор. Я мысленно убеждала их, что я отличный Стиратель, что могу служить и без блокиратора. К удивлению, медики успокоились, хотя в разворачивающихся перед ними картинках сна я называла Z-033 по имени, ускользающему из сознания, и держала его за руку. Я сумела прогнать сны, они сменились ночными паническими атаками – я задыхалась, подскакивала в липком холодном поту, ноги немели, язык увеличивался в размерах, с трудом помещался во рту. Меня колотило и кидало в жар, я плакала и все чаще осознавала, что жила и до посвящения в Стиратели. И у меня тоже было имя, которое я силилась вспомнить.

– Не день, а сплошные поездки. – Сегодня достался весьма жизнерадостный молодой медик. Их набирали из тех же детей, которых когда-то пинали и загоняли в карцеры, из самых умных и проявивших способности к медицинской механике. Они проходили длительное обучение у Старшего Стирателя на верхних ярусах. По мере службы я узнала, что наверх допускались не только медики, но и те дети, которые во время занятий открывали в себе способности чтения мыслей, контроля чужих эмоций, внушения. Их записывали в наблюдатели, украшали шевроном с глазом над ладонью и отправляли обеспечивать жителям верхних ярусов спокойствие.

– Хоть на день поменяться бы с вами местами, – вздохнул юный медик.

– Вам не захочется.

Медик посмотрел мне прямо в глаза. Мы отвернулись друг от друга одновременно.

– Да, – выдавил он, – наверное, вы правы.

Медики проверили нам температуру, вкололи витамины, перебросились парой фраз о моем возрасте и гормонах.

– После вылазки снова на осмотр, понял, Стиратель? Отслеживать и записывать свое физическое и эмоциональное состояние, все данные перенаправлять нам.

Они говорили обо мне в третьем лице, а со мной – как с бесполым созданием или с машиной. С одной стороны, это облегчало работу, с другой – то, что блокиратор должен заглушать, зашевелилось с удвоенной силой, все во мне боролось и кричало.

– Вы уверены, что стоит ее отправлять?

– Хотите оспорить приказ?

– Ну что вы!

Безликий, бесполый Стиратель мог подслушать что угодно. Ведь он как бы есть, но его не замечают.

– Камеры не отключать. Запись в личном файле не сохранять. Между собой не разговаривать, – распоряжался старший в отряде. – В контакт с гражданами не вступать.

Z-033 сидел в первом ряду на крайнем кресле, сцепив руки в замок. После инструктажа я заняла место как можно дальше от него. На этот раз транспортником управлял пилот. В таком же черном термокостюме, но с серебристыми нашивками на плечах – что-то вроде конуса или пирамиды.

Мы летели не к одному из поселений, мой шлем зафиксировал новые координаты. Транспортник летел поверх плотных облаков; когда пилот начал снижение, иллюминаторы закрылись. Я откинулась в кресле. Стиратели пользовались каждой свободной минутой, чтобы поспать. Смены не имели временных ограничений, мы бодрствовали постоянно, спасаясь порциями энергетика из все того же блокиратора. Принимали пищу стоя, один раз в день, запихивая крохотную порцию за щеки: два суперпитательных крекера с едва уловимым ароматом сыра. Если бы они могли вместить в блокиратор питательную смесь, то и этих минут нас бы лишили. Спали мы украдкой, в любой позе, минуту-две-три, в редких случаях пятнадцать, ближе к рассвету. Мои короткие погружения в мир грез все так же сопровождались видениями. Теперь я будто бы попадала в тело женщины. В первый раз, вынырнув из такого сна, тут же направила запрос на обследование, медики выявили нарушение в фазах глубокого сна. «Сновидения сложно изучать и тем более контролировать. Скорее всего, это ответная реакция организма на инъекции блокиратора. Мы добавим в состав успокоительное. Если подобное повторится или появится зуд в области блокиратора, желание расчесать участок кожи или даже выдернуть блокиратор, отправьте сообщение о повышении дозы». К медикам я наведывалась чаще других стражей, за что от старших получила прозвище Авария. Медики в основном переглядывались и шептали что-то о сильном сопротивлении. Я не делала выводов относительно диагнозов, но всплывающие сновидения мучили меня и вызывали дикое желание снять голову и хорошенько потрясти, чтобы выкинуть лишнее.

В основном женщина сюсюкала с дочерями. Точнее, с одной, страшной и слюнявой. Пока другая ползала по ковру и собирала из кубиков слова, эта только гукала. Когда первая пошла в школу, вторая еле училась читать. Первая дочь была звездой школы, а вторая боялась открыть рот на вопросы учителя. Но мать все же любила ее. По крайней мере, она так говорила, оставаясь с ней наедине.

Вместо своих чувств, строго контролируемых блокиратором, я получала чужие – мощным потоком, порой горячим, как кипяток, порой холодным, как струи утренней дезинфекции. Сегодня обрушился ледяной водопад. Меньше всего меня вовлекало в жизнь их отца. Поэтому его вынырнувшее из тумана лицо напугало меня,