Восьмой район - Алиса Аве

Калеб надрывался. Никогда бы не подумала, что мой муж умеет визжать. Вена вздулась на гладком мраморном лбу, поползла от носа до корней волос. Шея тоже пошла змеями вен, Калеб превратился в красный орущий комок злобы.

– Ты подставила нас всех. Как всегда, думала лишь о себе! Наплевала на мое положение в обществе, на мою карьеру, на безопасность семьи.

– Я думала о нашем ребенке. – Я сидела у окна и смотрела, как сын Люсинды собирает на лужайке модель атома урана.

– По условиям эксперимента за мертворожденного нам выплатили бы неустойку.

– Ты себя слышишь вообще?

– Куда бы я ни пошел, всем интересно: каково это, растить стандартного уродца. Жена управляющего Департаментом образования поинтересовалась, сильно ли у тебя разошлись бедра и насколько ты отклонилась от норм фигуры. А сам управляющий спросил, водили ли мы ребенка в Восьмой район показать ей подобных. Ты можешь это представить?!

– Это была твоя идея.

Кассандра умчалась по каким-то очень важным делам. Скорее всего, на озере вместе с ребятами обсуждают последние новинки Миража, погрузившись каждый в свою игру или фильм. Анита увязалась следом. Я просила дочь быть в стороне и ни в коем случае не снимать маску.

В доме оставались только бесшумные роботы-уборщики. Калеб ворвался в гостиную, с порога захлебнувшись воплем, и продолжал голосить.

– О чем ты говоришь? – осекся он.

– Ты предложил участвовать в эксперименте. Анита появилась, – я показала на живот, – из-за тебя. Я носила ее под сердцем девять месяцев. Ты думаешь, я позволила бы ей умереть?

Калеб изошел слюной:

– Говоришь как чертовы борцы за детство! Неужели твои эмоции до такой степени первобытны? Что насчет Кассандры? К ней ты прикипела? Или стенки искусственной матки не позволили проснуться материнскому инстинкту?

– Я люблю обеих дочерей одинаково.

– А я нет. Ненавижу эту ошибку по имени Анита. – Он произнес имя дочери по буквам.

Калеб никогда не впадал в ярость. Обычно его реакция на раздражители ограничивалась выражением брезгливости – он кривил бровь, слегка фыркал. Сейчас от спокойного, флегматичного человека не осталось ни следа. Дело не в престиже и статусе, подпорченном наличием некрасивого стандартного ребенка. Что-то еще не давало ему держаться в рамках установленных приличий. Он нависал надо мной, жаркий, потный, готовый лопнуть, орал про мерзость, живущую в нашем доме и носящую человеческое имя вместо положенного кода. За гневом я разглядела страх и что-то похожее на разочарование.

– Что ты узнал? – спросила я, глотнув остывший кофе.

Как бы он ни считал в последние годы, я вовсе не дура. Родители выбрали для меня коррекцию интеллектуальных способностей и расширение эмпатического диапазона. Не могу сказать, что я настоящий эмпат, но считать настроение сумею. Тем более настроение мужа, с которым прожила двадцать лет.

– Ты получил доступ к каким-то документам. Позволь отгадать, «Проект „Декоративные дети“ – лучшее будущее, инвестиции в детей, совершенный и чистый мир»?

– Знаешь о проекте? – Калеб побледнел, спустился на три ступеньки ниже и сел на лестницу.

– Немного. Когда ходила исправлять гены Аниты, корректор Кир кое-что рассказал.

– Кир?

– Кир Дара, лучший корректор, его все знают.

– Да, он лучший. – Калеб внезапно успокоился. – А он не сказал, какое будущее уготовано для декоративных детей?

– Здоровье, сила, интеллект. С утробы. Большая продолжительность жизни, выносливость, способность выживать в экстремальных условиях для изучения подводного мира и космоса.

– Все так, да. Вот только, Карен, – Калеб закрыл лицо руками, и остаток фразы я улавливала с трудом, – для таких, как Анита. Не для наших настоящих детей.

– Объясни, – потребовала я.

– Изначально они не хотели использовать стандартных детей. Но по каким-то причинам в искусственной матке не развивается полноценно то, что им нужно. В Восьмом районе, – он махнул рукой через плечо, не оборачиваясь, – они выращивают особых людей. И в тебе тоже вырастили нечто подобное. Со способностями, как ты сказала. Возможно, в их планы и входят космическая колонизация, заселение дна океана и прочее, а возможно, все гораздо прозаичнее. Им достанется будущее, а мы исчезнем.

– Что ты имеешь в виду?

– В документах указано, что у нас и наших детей подправлены зоны мозга, отвечающие за чувства и эмоции.

– У Кассандры? З-зачем?

Мои пальцы приросли к чашке с кофе. Капля пота на шее Калеба замерла над воротом рубашки, словно тоже застыла, не сумела продолжить путь.

– Я не знаю! Мой уровень доступа не позволяет снять статут секретности с большинства файлов. Мы всегда думали, что мы избранные, а оказались пробниками, не слишком удачной попыткой.

– Я могу поговорить с братом! – Я подскочила, чашка звякнула о стол. – Ты же можешь взять разрешение посетить Восьмой район? Как президент Департамента распределения пищевых ресурсов.

– Мой департамент не занимается поставками в Восьмой район.

– Но ты составишь запрос, да? Брат сможет объяснить, он там живет, там растет его ребенок.

– Тот ребенок умер. И не так давно погиб второй.

Я звякнула внутри почти так же, как чашка.

– Откуда ты знаешь?

– Я был там. Я хотел отдать им Аниту. И стоило отдать ее тогда! Но я испугался… Не смотри на меня так! Она превратила нашу жизнь в ад. Она отобрала тебя у Кассандры.

Я схватилась за чашку, расплескав остаток кофе. Калеб понял, что сейчас чашка полетит в него. Он поднял руки, прикрыв лицо:

– Питер ничего не скажет. Восьмой район никогда не предназначался для жизни. Я видел, что расположено за их основной зоной. Все мы его подопытные, Карен, все мы – Восьмой район.

Мои видения не походили на сны или галлюцинации. Я стояла рядом с ними растерянным свидетелем. Хуже того, я узнавала Карен и Калеба, их девочек: высокую стройную серебристую Кассандру с бирюзовыми волосами и пугающую, но добрую Аниту, которая пела, тихо и нежно, когда думала, что никто ее не видит и не слышит. Я знала их лучше, чем саму себя. Калеб говорил так знакомо.

– Зачем мы нужны? – вопрошала система оповещения по утрам на общем сборе Стирателей. И отвечала другим голосом, мужским, восторженным, глубоким: – Любому порядку необходимы границы. То, во что будет врезаться хаос. Врезаться и отскакивать. Отдельные кирпичи, может, и отвалятся, но стена выстоит. Вы – стена, границы. Солдаты, удерживающая сила, хранители порядка. Называйте как хотите, возвышенно или по-простому, смысл не поменяется. Невидимые, но эффективные. Безмолвные, но говорящие на одном языке. Служащие единой цели.

Транспортник дернулся, пошел на снижение, я окончательно вывалилась из полудремы, ударившись шлемом о стену. Резкий выдох смешался с глухим стуком,