Журавли летят на запад - Анна Рябинина

я не заслужил даже ада. Только не оставляй меня здесь, я не хочу покоиться в месте, которое сделало больно маме, – последние слова он произносит так тихо, что Сунь Ань не уверен, услышал ли правильно, – которое так долго делало больно мне.

Забрать, спрятать и отвезти туда, где ты не будешь расстраиваться, конечно.

– Хватит нести чушь.

Чжоу Хань вздыхает и отворачивается, утыкаясь носом в подушку. Хорошо, теперь сам Сунь Ань может поплакать в полной тишине. Первая слеза скатывается почти сразу и падает на щеку Чжоу Ханя, как слеза из сказок, которая должна оживить мертвую принцессу, впрочем, сам Чжоу Хань от этого не просыпается, возможно, потому что он не принцесса, а рыцарь. Или вредный гном из сказки про Белоснежку.

Сунь Ань вытирает ее и сползает на пол, обнимая себя за колени.

Он почему-то уверен, что маму он больше не увидит, хотя и пообещал ей, что еще обязательно вернется. Или, может быть, ему просто так кажется, потому что он привык, что расставания – это навсегда.

Глава 11

Как жениться на мертвой

«Дорогая моя Моргана, здравствуй. Сунь Ань прочитал мне твое письмо, это было так смешно, спасибо! Точнее, конечно, было очень-очень печально, и у меня до сих пор болит сердце от мыслей о том, что тебе пришлось перенести, но Сунь Ань так забавно смущался, пока это читал, ты бы видела!

Надеюсь, ты не против, что я называю тебя дорогой, просто мне кажется, что сложно считаться чужими после всего, что ты мне рассказала. Теперь это наша тайна: моя, твоя, немного Сунь Аня, но ему она не принадлежит, не переживай.

Мне пока нечего тебе рассказать. Хотя, конечно, это не совсем правда: у меня была длинная жизнь, в которой много всего произошло, но для того, чтобы я могла обо всем рассказать, оно должно заболеть, а у меня давно не болит, мне спокойно и хорошо, вокруг меня много всего творится, но отчего-то я уверена, что со всем справлюсь.

Сейчас я хочу рассказать тебе о городе, куда мы приехали с Сунь Анем и Чжоу Ханем. Точнее, думаю, по вашим меркам это малюсенькая деревня. Тут должны проложить железную дорогу – огрызок ее уже тянется по нашей земле, и поезда тянутся по ней слезами, сотрясая землю, обсыпая вековые горы. А здесь пока тихо, только вдали видны ее змеиные изгибы, будто та сбросила кожу, пока ползла мимо.

Ради этой железной дороги снесли храм предков, и мы приехали помочь восстановить его на новом месте. Сунь Ань сам вызвался, я предлагала не ехать, но он упрямый как осел, уж ты-то должна его знать. Мой друг, У Вэй, привел на постоялый двор, который владел мальчишка чуть старше нас самих, представляешь, еще тщедушный какой-то, будто душу потерял, говорил медленно, тревожный, когда У Вэя увидел, заикаться начал. Его зовут Ли Сяолун, красивое, певучее имя, и сам он похож на актера – весь ладный, нежный, ручки изящные, белые, совсем не рабочие, волосы аккуратно заплетены, глаза огромные, любопытные, одежда только бедная.

Он тревожно бегал за нами весь вечер, а как понял, что мы приехали восстанавливать храм, рассказал, что проклято место, где храм разрушили, мол, там его сестра на балке повесилась.

У сестры тоже имя удивительное – Ли Бэй, созвучно с Лю Бэем, это наш герой и полководец, хотя странно, что родители захотели такое имя дать девочке. Ли Сяолун сказал, что она таким образом хотела остановить стройку, что вот, испугались бы иностранные демоны и ушли бы, только у демонов-то веры нет, им все равно, какие духи бродят по земле, если бы они захотели, то и призраков бы в аренду за пользование землей стали брать.

И понимаешь, это ведь проблема. Настоящая проблема. Ты можешь посмеяться, сказать, что духов и призраков не существует, но только нехорошая это уже земля, в ней чья-то боль осталась, и теперь эта боль так и останется под этими тоннами чужого заморского железа, по которому веками будут стучать колеса. И девушка, почему снова девушка, почему всегда страдают они?

Мне так больно, если бы ты знала, как мне больно и плохо от мысли, что где-то страдают другие женщины, а я не могу спасти их всех. Если не могу всех, значит, должна хотя бы тех, кто есть рядом.

Может быть, у меня получится решить проблему с этим храмом, может быть, дух Ли Бэй упокоится, может быть, на нашей земле наступит мир.

Прости, что письмо вышло таким маленьким, обещаю, потом я напишу длиннее!»

На улице льет дождь, оглушительно стучит по крыше и ступеням, Ван Сун несколько мгновений рассматривает мокрые листья, прибитые к земле, а потом переводит взгляд за окно, на сидящего прямо на земле Ли Сяолуна. Его так и хочется обнять – несмотря на то, что он точно старше ее самой, Ли Сяолун кажется совсем потерянным, будто его душа уже не с живыми людьми. Он сказал, что Ли Бэй была старшей, но их все равно часто принимали за близнецов: после смерти матери она ухаживала за ним, вела хозяйство, а потом, когда к ней посватался парень из соседнего города, отказалась выходить за него, сказала, что тогда ей не на кого будет оставить семью. Ван Сун не знала ее лично, но почему-то ей казалось, что Ли Бэй была глубоко несчастна – да и кто будет рад, всю жизнь потратив на мужчин вокруг, а потом умерев от того, что твой дом уничтожают.

Впрочем, Ли Сяолун вполне искренне по ней тосковал, и от того Ван Сун хотелось его обнять. Иногда. А иногда хотелось схватить за шиворот и как следует оттаскать с криками: «Посмотри, до чего ты довел сестру!»

Она берет зонтик, выходит на порог, но к Ли Сяолуну не приближается. Стоит за его спиной, чувствуя себя судьей, вынесшей приговор. Тот совершенно ее не замечает, вероятно, он и не может ее заметить.

– Несчастный мальчик, – тихо говорит У Вэй, подходя ближе к ней.

– Его сестра была более несчастной, – сурово отзывается Ван Сун.

– Да, ты права.

– Мы ее увидим? Почему мы еще не сходили на место, где она умерла?

– Потому что мальчикам будет трудно это принять.

– Тогда зачем мы их с собой взяли? Они же бесполезны! – Ван Сун хмурится и сердито сжимает ручку зонта.

У Вэй поджимает губы.

– Это