Журавли летят на запад - Анна Рябинина

вдруг спрашивает Чжоу Хань. – Вы считаете, что человек может переродиться, а европейцы – что ему остается лишь ждать страшного суда. Мне вот никогда не нравились европейские церкви, но… Я бы не хотел перерождаться, если бы можно было умереть, пусть и ценой бы за это были века в чистилище, я бы согласился, потому что возвращаться в мир живых… Так сложно, вам не кажется?

По спине Ван Сун начинают бежать мурашки. И что это у него за вопросы такие?

– Не знаю, мне кажется, было бы хорошо переродиться, – улыбается она. – Не обязательно ведь человеком, можно каким-нибудь красивым ядовитым цветком – растешь себе, отравляешь людей ядом, радуешься солнышку.

– А если бы тебя сорвали? – интересуется Сунь Ань.

– Ну и ладно, перерожусь еще.

– А если бы сорвал тот, кого ты любила в этой жизни?

Ван Сун задумывается.

– Значит, пусть порадуется. А ты, кстати, чего хочешь?

Сунь Ань пожимает плечами.

– Не знаю, я никогда об этом не думал, – кажется, он чувствует себя неловко от этого вопроса, поэтому мгновенно начинает суетиться, – и вообще, пойдемте обратно, а то мне тут все еще не нравится, – он берет их обоих за руки и ведет обратно к дому Ли Сяолуна. Через пару шагов Ван Сун не выдерживает и выворачивается.

– Вы идите, а я сама еще посмотреть хочу, ладно?

Сунь Ань пожимает плечами, а Чжоу Хань одаривает ее длинным внимательным взглядом, будто переживает, но не хочет лезть туда, куда его не звали.

Ван Сун разворачивается и возвращается к храму, немного топчется на пороге, а потом тихонько зовет:

– Госпожа Ли Бэй! Вы тут?

Дышать становится сложно почти мгновенно – будто на шею накидывают веревку и со всей силы ее затягивают. Ван Сун хватается за шею, потом падает на колени, разбрызгивая во все стороны грязь из лужи, а когда воздух начинает заканчиваться, веревка пропадает.

– Как негостеприимно, – шепчет Ван Сун.

– Негостеприимно шататься тут все утро, – хмуро отзывается тихий-тихий хриплый женский голос.

– Вы правда остались тут…

– У меня нет выбора, я должна присмотреть за братом.

– Вы можете уйти, он со всем разберется сам.

Ли Бэй хмыкает, но это вызывает у нее гулкий кашель, похожий на скрежет металла о металл.

– Этот глупый мальчика? На что он способен?

Ван Сун едва удерживается от раздраженного вздоха.

– Потому и не способен, что вы опекали его всю жизнь!

– Хотите сказать, что виновата я?

– Нет, – беспомощно качает головой Ван Сун. – Вы сделали все что могли, но зачем позволять мужчинам использовать вас? Зачем давать им свои силы и эмоции, если вы могли посвятить их себе?

Ли Бэй несколько мгновений молчит.

– Я хочу, чтобы он был счастлив.

– Он будет, но пусть добьется этого сам. Почему вы вообще решили умереть? – Ван Сун хмурится и оглядывает храм, пытаясь найти источник голоса.

От тьмы в одном из углов отделяется тень – высокая тонкая девушка в темном ханьфу и простенькой заколкой в волосах. Кажется, будто вся она состоит из сверкающих драгоценных камней, но это лишь свет преломляется вокруг окутывающего ее мрака.

– Я хотела, чтобы он уехал отсюда. Он бы побоялся жить в месте, где кто-то умер, оставил бы дом и эту умирающую деревню, нашел бы себе другое место.

– И только это?

– И я не хотела, чтобы у меня отобрали то, чем я владела, – сдавшись, рассказывает Ли Бэй. – Это был наш с братом дом, формально, конечно, его, но я была старше и заправляла тут всем после смерти родителей. Железная дорога бы все тут разрушила, так почему это я должна бежать со своей земли, а не те, кто сделал ей больно? Я так не хочу.

Ван Сун входит внутрь храма и направляется к девушке. Воздух снова начинает сжиматься вокруг нее, но уже не так агрессивно.

– Вы хотите остаться тут навсегда? Или согласитесь уйти?

– А вы знаете, как отпускать души?

Теперь знает. Она прочитала об этом в одной из найденных книг – и про ритуалы и про правила их проведения. Конечно, сейчас это были лишь сказки, но иногда даже сказки могут помочь.

– Знаю. Но вы должны захотеть уйти сами.

– Тот мальчик… – вдруг вспоминает Ли Бэй.

Сердце Ван Сун падает.

– Что мальчик? Какой именно?

– Который ростом пониже, в такой аккуратной рубашечке, волосы у него короткие еще, не на наш манер.

Она говорит про Чжоу Ханя – это Ван Сун понимает почти сразу: он и ниже, и волосы у него короче – у Сунь Аня те нахально заколоты в хвост. Но почему именно он? Настойчиво лез в храм Сунь Ань.

– Да?

– Я хочу забрать его с собой. Без него не уйду.

– Почему? – Ван Сун чувствует, как руки начинают дрожать.

– Мы с ним похожи, я слышала его разговор со вторым, который выскочка. Мой мальчик убеждал его в том, что им нужно вернуться домой, что сюда было неправильно лезть. Выскочка, кстати, возражал, сказал, что мой мальчик всегда хотел приехать в Поднебесную, но оказалось, что они просто друг друга не поняли. Моему мальчику было больно, и я не хочу, чтобы он чувствовал боль дальше. Я хочу забрать его с собой.

– Его тут ждут и любят, он не может просто… умереть.

– Ты же сама сказала мне отпустить Ли Сяолуна, чтобы он жил сам, учился этому? Так почему выскочка не может отпустить его и тоже научиться жить самостоятельно? – так искренне удивляется Ли Бэй, что Ван Сун не выдерживает, и по щеке скатывается первая слеза.

Сунь Ань! Неужели не мог обсудить это где-нибудь в другом месте?

– Но это разные вещи…

– Неужели вы не почувствовали? – удивляется Ли Бэй. – Боль, которая исходит от этого мальчика? Будто ему всю душу ножами изрезали, а он ничего не может с этим сделать?

– Мне кажется, что с тем, кого вы называете «выскочкой», ему становится спокойнее.

– Это иллюзия, – пожимает плечами Ли Бэй, ее рукава задевают обломки балок, цепляются за щепки, но потом нежно опадают обратно. – Мне тоже было больно, но сейчас я мертва и больше этого не ощущаю. Вы ведь знаете наши законы, я не смогу забрать его, если он сам никогда этого не хотел. Если же он хоть раз задумывался о том, чтобы умереть – ну, тут мы ничего не сможем сделать, он уже отдал свою душу Желтому источнику и осталось лишь до него дойти.

– Я не могу его отдать.

– Тогда и я не могу уйти.

Ван Сун выбегает из храма и врезается в У Вэя,