Сказания о мононоке - Анастасия Гор

Бинты, которыми его наспех перевязали; саке, которым так же наспех напоили, пока служанки бегали за снотворным маком; раскалённый металл, который приложили к рваному обрубку, заставив господина Рео исторгнуть такой истошный вопль, что у всех присутствующих заложило уши. Теперь Кёко понимала, что имел в виду Странник, когда говорил, что там, в Камиуре, она не видела по-настоящему опасных мононоке. Отрубленные пальцы и носы были ничем по сравнению с ворохом кишок, от которого она ещё несколько минут проглатывала подступающую к горлу желчь, в то время как Странник уже сидел в другой комнате, в безопасности на татами, и просто смотрел на неё.

– Гашадакуро, – выдохнул он без предисловий.

Форма мононоке. В этот раз Странник произносил её совсем не так, как тогда на свадьбе с Юроичи Якумото. «Гашадакуро», сколь не пытайся, было и невозможно произнести тем же тоном и с той же уверенностью, что и «конаки-дзидзи», ибо второе – лишь ребёнок, потерявший себя и родителей. Гашадакуро же – голодный скелет. Любой, кому хоть раз довелось произнести его имя вслух – а никто бы не стал делать это без надобности в добром уме, – мог испытать только отчаяние.

Вот и Кёко тоже содрогнулась всем телом.

– Так на меня тогда на крыше напал гашадакуро? – ужаснулась она и тут же обрадовалась, что ей вообще удалось выжить. – Мой двоюродный дядя погиб от руки гашадакуро, не сумев изгнать его, когда я ещё была маленькой. Дедушка говорил, гашадакуро становятся павшие в битве воины, иногда даже не один, а сразу несколько, из чьих костей он собирается… Они огромные, высотою с башню, но тот, которого я встретила, таким не был. И на нём было серебряное кимоно… Разве гашадакуро носят какие-либо одеяния? И какое отношение он может иметь к даймё? Неужели господин Шин нечаянно привёз его с войны из-за океана?

Странник не ответил. Он как будто ушёл в себя после того, что здесь случилось, а случилось, узнала Кёко от заикающегося управителя, вот что: там, наверху, пока они ждали Кёко из покоев даймё, господин Рео рассказывал Страннику о лекарствах и порошках, которые они используют для его лечения, и Странник попросился в мастерскую, где их готовят. Там-то на них мононоке и напал, попытался снова убить господина Рео и выпотрошил каро, бросившегося на его защиту. Лишь благодаря черте из соли, насыпанной Странником ранее, им и удалось уйти живыми, спрятаться за неё, а гашадакуро заточить по другую её сторону. Потому ему пришлось проломить собою потолок, чтобы сбежать. Удивительно, что другие этажи замка оставались при этом такими тихими, почти безмятежными. Возможно, очередное колдовство.

– Он подкрался сзади, и никто из нас троих не мог пошевелиться. Очевидно, эти чары действуют, если ты на него не смотришь. Такими темпами без моих офуда мы все умрём, – сказал Странник прямо, открыв посветлевшие и прояснившиеся глаза. «Кажется, уже оправился». – Ступай к Нане и принеси их. Выходи через южные врата, они ведут к роще, восточные – к городу…

– Что? Но мы ехали сюда почти полдня! А верхом ездить мне не доводилось. Ещё дольше я буду идти пешком… Меня даже не выпустят!

– После того что случилось, выпустят. Я попрошу. А идти будешь часа два или три от силы. Нас возили по кругу, пока думали, что с нами делать, разве ты не поняла? – Кёко заморгала в ответ растерянно. Нет, она этого не поняла, и Странник испустил усталый вздох. – Если не идти в обход по дороге для паланкинов, а ступать прямо через рощу, то много времени не займёт. Твоя Аояги покажет тебе путь.

Кёко встрепенулась, только сейчас вспомнив о ней. Просунула в рукав пальцы, судорожно ища бархатный ивовый лепесток, но ничего там не нашла. Тогда она повернула голову туда, куда её уже повернул Странник, и увидела рядом покорную, почти неподвижную, как часть здешнего интерьера, Аояги в многослойном розовом косоде. Даже при виде кровавого следа, который тянулся через весь коридор, она не изменилась в своём кукольном, вечно юном лице. Смотрела не на Кёко, однако, а на Странника, и на удивление почему-то ему внимала.

– Она следовала за нами от поместья Хакуро, а значит, и возле храма Наны была, – сказал он. – Должна помнить, где он. Сикигами ведь. Проведи свою госпожу, куда ей нужно, Аояги.

– Ива.

Аояги кивнула и развернулась, но не сдвинулась с места, ожидая её, хозяйку. Та всё ещё стояла перед Странником с понурой головой, со смятым рукавом, которым хотела его лицо вытереть, с тревогой и ощущением, что сейчас что-то не так даже больше, чем несколько минут назад. Тем не менее выбора у неё не было: учитель говорит – ученица делает. Без офуда против гашадакуро они и впрямь все здесь обречены.

Поэтому, поклонившись учителю, Страннику, который теперь не смотрел ей в глаза, Кёко развернулась и помчалась исполнять его поручение.

X

Деревья гинкго, вишни и клёны Кёко отмечала боковым зрением, точно бумажные декорации, сменявшие друг друга. От бега подошва сандалий быстро треснула поперёк. Пальцы ног посинели и опухли, так часто, не жалея себя, она сбивала их о бурелом. Ровная и вытоптанная земля, усеянная пожухшей от жары сэри, сменилась им сразу же, как только Кёко ступила за ворота. Их для неё отворил молодой самурай с бесстрастным, но мертвенно-белым лицом. Выпроваживая Кёко, он сказал ей напоследок: «Делай, что учитель тебе велел, но изгони эту тварь, которая убила нашего каро и посмела открыть охоту на нашего господина!» И бросился к остальным самураям, всем до последнего устремившимся в замок – на защиту обоих господ. Кёко же покинула двор и юркнула в лес, миновав рабочие постройки, без оглядки.

«Дальше, дальше, дальше. Беги, беги, беги! Не думай. Странник подумает обо всём вместо тебя, найдёт решение, соединит все разорванные звенья вместо тебя. Твоя же работа – просто бежать».

Аояги вела её уверенно и, как бы быстро Кёко ни неслась, каким-то образом всегда опережала её на три-четыре шага. Из-за этого Кёко видела лишь шлейф многослойного розового кимоно, трепещущийся позади, как птичий хвост, и реющую копну каштановых волос. Как сикигами, Аояги не знала усталости, её дыхание не сбивалось в пути, ибо она не дышала вовсе, и ноги её никогда не спотыкались тоже. Она летела над землёй там, где Кёко, вся в поту и прилипшей к телу юкате, почти катилась кубарем, но одна от другой не отставала.

И всё