Код Гериона: Осиротевшая Земля - Людмила Брус

помните, что после революции на Марсе весь мир ожидал большой войны, пока голодающее население истерзанных стихийными бедствиями стран с наслаждением истребляло друг друга на местах. Человечество как никогда походило на капризного младенца за пультом атомной электростанции. Герион считал, что научно-технический прогресс пошел по неправильному пути… Якобы наши предки подсели на иглу, с которой не успели и не захотели соскочить, променяли развитие собственного мозга и нравственный прогресс на тихое существование овоща на грядке. Здорового, сытого, долгоживущего такого овоща…

– Сразу видно, не преподавали ему диалектический материализм, – съязвил Олег. – Так чего ж он хочет добиться возвращением Темных Веков?

– Стать для выживших Богом. Вернуть им знания и технологии тогда, когда они, по его разумению, будут морально и умственно готовы их принять. С помощью своих Апостолов – то есть ваших старших товарищей и их потомков – воспитать новое человечество, умеющее смирять свои страсти, укрощать инстинкты, уважающее свою планету… И знаешь, какой у него самый сильный козырь? Бессмертие, которое он предлагает в обмен на послушание, это не вымышленный рай, а самое реальное Хранилище Душ. И карать Герион может тоже реально в отличие от «боженьки» с облака…

– Смотрю, на старушке-Земле вещества были позабористей гаванских, – усмехнулся Вайолет.

– Смех смехом, но ты еще с ним не встречался. Как встретишься и поговоришь – запоешь по-другому. Ты уверен, что выстоишь, после того, что случилось с капитаном Сафроновым?

– О том, что с ним произошло, я знаю только по твоим словам. А именно эти слова подтверждаются пока только … – Вайолет поддразнивал Вильгельмину, будто пытаясь выяснить опытным путем, способна ли она на эмоции в своей нынешней форме существования.

– Значит, вы не отправили на анализ запись того разговора?..

– Нет… – признался хакер.

– Правильно. Майрону доверять нельзя. А я уверена, он будет первым, кто приступит к работе с этим файлом. Горизонт пока чист, дронов рядом с точкой высадки я не нашла. Можете подниматься. Пока мне нужно вас на время покинуть – и лучше не дёргать меня без крайней нужды. Если буду кровь из носу нужна – скажите «Пучина»; это автоматически меня вернёт.

– «Пучина»? – усмехнулся Вайолет. – В Новой Гаване мой любимый клуб так называется.

– Поздравляю, ты выдал свое происхождение уже дважды, – неловольно, на сколько это возможно, прозвучал ответ. – От лифта вам нужно идти направо. Конец связи.

Перед посадкой в лифт я немедленно вызвал Катрину. Ответа ждал секунд двадцать, вряд ли больше, и они показались мне двадцатью минутами.

– Уинстон!.. – голос Кэт был запыхавшимся и тревожным.

– Ты молчала достаточно долго, чтобы я начал волноваться…

– И повод волноваться у нас есть…

– Кэт, тебя там как будто душат, – бесцеремонно встрял хакер. И действительно: последняя фраза прозвучала так, будто сестру держали за горло.

– Я сейчас в лаборатории, – Катрина сделала громкий вдох. – Мыши… Мыши, ребят… Те, которым я давала майроновский «кофе»…

– Подохли?.. – выронил бортинженер.

– До этого недалеко, Олег. Показатель вязкости крови у них как при сильном обезвоживании! Гиперкоагуляция наблюдается у всех, кому я давала препарат… – Катрина едва не плакала. – Инсульты и инфаркты у них начнутся со дня на день.

К тому, что я услышал, предпосылок было достаточно, но раньше я искал любые доводы, чтобы опровергнуть правду, которая становилась все все неудобнее, все очевиднее все страшнее. Добросовестный труженик, надежный и преданный товарищ, организованный и бескорыстный руководитель – каким образом он может быть причастен к тому, что говорила Кэт?..

– Будешь и дальше отрицать взаимосвязь всех этих странных событий? – поддел меня Вайолет, у которого ухудшение обстановки обостряло склонность к сарказму. -Помолчи-ка! – велел я. – Кэт! Постарайся выяснить, кто сейчас дежурит в Космическом центре на нашей частоте! Если это не Майрон, сделай все, чтобы он или она передали запись тех самых разговоров Сафронова на аутентификацию, минуя его. Наври что- нибудь…

– Стоп! – воскликнула Кэт. – Будет проще, если я запрошу голосовые записи Сафронова напрямую в наших архивах! И утилиту для распознавания!

– Шикарная идея, Кэт! Действуй!.. И если ты выяснишь, при каких условиях может возникнуть отрыв сразу нескольких тромбов…

– Конечно, брат! Береги себя!..

Наш личный Блэкаут происходил прямо сейчас. С треском ломалось доверие к своему кругу, воспитанное десятилетиями. Поколениями. То, самое доверие, что позволило нашему обществу мужественно пережить самые тяжелые годы. Открытость, искренность, братство – наши, казалось бы, незыблемые идеалы потеряли опору, зависли в воздухе, как мыльные пузыри над колючими кустами. О, Кэт! Лучше бы ты, право, приберегла свое открытие до нашего возвращения… Кто бы что ни говорил, лучше уж «срезать» на корню восторг от победы, чем сразу ввергнуть в такой чудовищный раздрай всю команду…

Стыдно, капитан… Упрекать человека, пусть даже заочно, в том, что он всего-навсего сказал правду. Горькую, уничтожающую правду. Что будет, если она подтвердится и дойдет до всех наших сограждан, не хочу сейчас и представлять… Олег взирал на меня так, словно ужасно жалел о своем полете и словно это я погубил Василия Рахманова или упрятал его неведомо куда. Тяжелое дыхание Вайолета терзало мой слух сквозь динамики. Сохранять невозмутимость становилось все тяжелей. Как назло, в лифт персонала мы упаковались так тесно, что дышали едва-едва. На лицах ребят отображался широкий спектр эмоций, и, к счастью, среди них доминировал гнев, а не уныние.

– Парни, сосредоточимся на задаче, – сказал я. – Найдем мы сейчас доказательства или нет, разбирать ситуацию лучше на корабле.

Нас промчало по территории базы и вертикально, и горизонтально. Двери разъехались, и мы увидели за ними стены насыщенного чёрного цвета. Хирургическая чистота помещения, в которое немногочисленные сотрудники возвращались после ежедневного обхода, поразила и меня, и Вайолета: пол, как и стены лифта секунду назад, отражал наши фигуры. Между тем, потолок оказался ещё ниже, чем на «Апсаре»: Вайолет едва не цеплял его своей макушкой. Прямо перед нами располагались три кабины для надевания и снятия скафандров; на мои прикосновения они никак не отреагировали, но я подозревал, что чистая одежда для прогулок по Луне всё ещё ожидала возвращения хозяев с «правильной» биометрикой. Низкий диван, узкие шкафчики для личных вещей – ничего лишнего. Я не увидел даже душа: вероятно, санобработка проходила в кабинах для переодевания. Зато на диване ярко белел большой кусок ткани. Когда Вайолет взял его в руки и развернул, обнаружилось, что это атласный дамский халат-кимоно, на десятилетия переживший свою владелицу.

Олег отправил лифт обратно за Многоножкой. Я проверил на браслете данные о составе атмосферы, осторожно отключил подачу воздуха, расстегнул на шлеме застёжки и откинул его назад. Бессмертная не обманула: воздух действительно был пригоден для дыхания, хотя пах затхлостью. Я нажал на ручку следующей двери, осторожно сдвигая её в сторону, и услышал слабое жужжание, которое вскоре сошло на нет. Налево и направо от входа уходили два коридора. Я вспомнил слова Вильгельмины и повторил про себя: направо.

Мы оказались в овальном полутёмном холле с опалесцирующими белыми стенами, подсвеченными откуда-то изнутри. Из центра веером расходились пять закрытых дверей. Шестая была вскрыта – нет, ожесточённо и неаккуратно вырезана – словно консервным ножом – тупым, но огромным. При других обстоятельствах я бы отправился исследовать эту комнату, но воспоминания о каютах «Фермиона» были слишком свежи в моей памяти.

– Парни, я, кажется, рехнулся! – испуганным полушёпотом проговорил Олег. – Я только что видел собаку, Уинстон!

Холод и мрак! Как же невовремя у тебя разыгралось воображение, друг!

– Нет здесь никаких собак и быть не может. Но я тебя понимаю: после наших испытаний даже единорог почудиться может.

– Не понимаешь ты ничего! Она пробежала и скрылась! Вон там! – бортинженер кивнул вправо, куда нам и нужно было идти. – Чёрная такая, уши торчком, и, кажется, с белой грудью.

– Наверное, в этом воздухе какая-то вредная примесь, – сказал я, вновь сверяясь с данными браслета.