Код Гериона: Осиротевшая Земля - Людмила Брус

она была увенчана, не понравилась мне сразу. Не закатываясь в салон, та плюнула в дверной проем сразу тремя лазерными лучами. Я прикинул, что машину и детей разделяло максимум метров cемь. А её и нас – около трёх…

Мой блудный брат

Иван Василевский, 10—17 сентября 2192

– Руки вверх! – закричали мне.– Живо!

Дробовик гулко стукнул о пол, я с усилием поднял левую руку. Правой руки я уже не чувствовал, и двигать ею не давало поврежденное плечо, я опасался, что может быть повреждена кость, и рассчитывал, что содержимое моей аптечки при Невисе все-таки найдут. Спасение радовало, но вместе с тем меня грызла досада, что ключ к секрету метаморфа, похоже, потерян, и у меня не получится узнать больше тех крупиц информации, что мы с Джеком уже добыли. И Невис мертв, и Гелиополис далеко, и труп для исследований вряд ли получится забрать просто так.

«Это начало. Будут и другие, – прошептал голос Хельги в голове и холодной змейкой скользнул по позвоночнику. – Ты записал все, что произошло?»

Утрата контроля над собственным разумом была страшнее боя во тьме. Я не хотел говорить со слуховой галлюцинацией, не хотел еще сильней погружаться в безумие.

«Возвращайся, когда сможешь, – продолжила галлюцинация. – И убедишься: ты не безумен. Бактерии с химикатами здесь тоже не при чем».

Набежавшие Зрячие плотным кольцом окружили меня, семь стволов одновременно уставились мне в башку черными дулами. Это были те же парни, от которых я сегодня уже убегал, но возглавлял их уже не Йон Расмуссен, а Хайдрих собственной персоной – в броне и шлеме, скрывавшем нижнюю часть лица.

– Бред какой-то! – фыркнул он. – Джек, а ты не говорил, что их двое!

Караванщик продрался между мощными телами Зрячих. Его колючие брови сомкнулись в одну широкую линию, пересекаемую двумя вертикальными морщинами, глубокими, как трещины в камне.

– Который в бессознанке лежит, тот и убийца, – сказал караванщик, но на меня посмотрел с опаской.

– Почему они одинаковы?

– Да пёс их знает, почему. Я второго… дохлого… сегодня впервые видел. – Мистер Василевский говорил, что в Новом Бергене у него брат.

Такого я Джеку на самом деле не говорил. Он решил вытаскивать меня сам. Вера в людей, многими накрепко забытая, блеснула в моем сердце радостной искрой. Караванщик первым протянул руку, чтобы я смог подняться на ноги, не робея перед большим начальником и его свитой. Вид у Джека был виноватым, это ведь он, как я понял, известил Зрячих и намекнул, где меня искать; но я и не думал сердиться: так на его месте поступил бы любой. Поднявшись, я обнаружил, что у меня ранена еще и нога, пуля разорвала кожу над коленом; впрочем, это был сущий пустяк по сравнению с тем, во что я мог бы превратиться как минимум дважды за ночь, окажись сегодня на мне простая одежда местных жителей вместо боевого плаща.

– Хайдрих! Как хорошо, что вы целы и невредимы! – я едва ворочал языком, но старался соблюдать приличия. – Мне бы прилечь. И медицинская помощь не помешает!

– Пойдёте ко мне. Будет вам и врач, и прилечь… – голос Хайдриха, впрочем, ничего хорошего не предвещал. – Джек, останови-ка кровь!

Караванщик сноровисто перетянул мою раненую ногу ремнем выше колена: вот он, многолетний опыт переходов по диким полупустыням. Затем снял с шеи тёплый шерстяной платок и наложил поверх рукава: разрезать бы все равно не смог, да и кто б ему позволил портить плащ… В этот момент мне удалось сконцентрироваться и заставить свои болевые рецепторы заткнуться; такое умение весьма удобно при несчастных случаях, когда приходится ждать помощи и, в теории, когда тебя пытают. И владеют им все жители Гелиополиса старше четырнадцати лет. Одна беда – эффект теряется минут через пятнадцать, а психический ресурс не бесконечен.

Похоже, что Хайдрих моим состоянием интересовался мало: жив, да и ладно. Он присел рядом с Невисом, взял руку, пытаясь определить пульс, посветил ему в глаза фонариком-карандашом. Сердце при виде этого фонарика так и подпрыгнуло.

«Рассвет»! Такими была экипирована охрана Мирного, такой был когда-то и у меня.

– Идите вперёд! – велел своей свите Хайдрих. – Труп и вещи несите на лайнер, Оставьте в медотсеке, как есть, и проследите, чтобы не исчезло ни булавки.

«Ведь перчатку вы уже прозевали,» – удивительно, в каких только ситуациях не проявляется желание язвить. Сперва я хотел запротестовать, не желая, чтобы к оборудованию «Крылатого Солнца» прикасались чужие руки, но вовремя прикусил язык. Все «странное», что найдут на Невисе, можно приписать ему. Пока Рахманов не разрешил раскрываться – лучше помалкивать. То ли от недостатка свежего воздуха, то ли от потери крови меня стало мутить; хотелось, чтобы разум отключился поскорее… Эффектная была бы картина: два одинаковых бойца, почившие в луже кровищи посреди мрачных катакомб.

Обратная дорога слилась в однообразное мелькание стен и потолков сквозь мои полузакрытые веки; время от времени действие психической анальгезии заканчивалось, и я ощущал жестокие вспышки боли (большое спасибо Джеку, который хоть как-то меня берег).

К моему большому удивлению (и облегчению!), наш путь лежал теперь не через шахту лифта, а по ярусам Семи Ветров – снизу вверх. То ли Зрячие расчистили замурованные переходы, то ли открыли вспомогательные, к которым имели доступ. Через нейроинтерфейс «Суперглаза» я незаметно для Хайдриха и компании подключился к браслету и активировал трекер – запоминать путь.

Наконец, мы вышли на закрытый стеклянный мост. Через его стены я увидел белые пятна прожекторов и прерывистые линии светодиодной подсветки. Солнце ясное, здесь даже кто-то чистил стекла… Местом нашего назначения была многоярусная махина, доступ на которую имели немногие – величественный атомоход «Пайн- Айлэнд», чьим пассажирам пришлось остаться в Семи Ветрах навсегда. Жаль, нельзя проверить, насколько разъела всё внутри коррозия, и нельзя ли как-нибудь оживить гиганта, простоявшего столько времени. А главное – насколько его реактор опасен для окружающей среды, и когда этот факт нельзя будет игнорировать…

С нами остались двое стражей, остальным Хайдрих приказал патрулировать город дальше. Едва он зашёл в шлюз – когда-то гидравлический, а теперь отпираемый стражем вручную, в коридоре перед ним загорелся свет. Сознание вернулось ко мне с прежней четкостью: настолько поразила меня красота интерьера: деревянные полы и стенные панели, стрельчатые своды высоких потолков, многоцветные витражи, которые и освещали открывшийся перед нами холл. И кто б сейчас поверил, что пахучие Семь Ветров с их приставучими торговцами, жареными чайками, раздолбанными после гражданской войны улицами и битыми витринами когда-то выглядели не хуже…

В центре холла был большой лифт, выложенный изнутри зеркалами. Я скрежетнул зубами: проклятые лифты будут сниться мне, наверное, ещё год. Но делать нечего: Хайдрих велел мне заходить, а Джека с неожиданной учтивостью поблагодарил, но сразу же приказал ему отправляться домой, посоветовав не шляться туда-сюда без дела и заняться тем, чем ему было велено…

– Хотите, чтобы я гарантированно сдох и не донёс до вас ничего ценного, – с неожиданной дерзостью выпалил караванщик, продолжая держать меня за одежду на боку, – то я свалю прямо так… Но скорее всего, я просто сдохну, и груза обратно вы не получите. Мне нужны люди и оружие: тогда, конечно, мы достанем этих мерзавцев.

– Обсудим, – прервал его Хайдрих, дёрнул рядом с входом в лифт какую-то ручку и подставил свое плечо, забирая меня у Джека. Я успел прошептать «спасибо», понимая, насколько несерьезна такая благодарность.

Что-то громко звякнуло. Снизу послышались грохот и лязг: это заработал самодельный подъёмный механизм, приводивший лифт в движение, и я почему-то представил, как двое изнуренных невольников, пыхтя и напрягаясь всем телом, приводят в движение здоровенный ворот. Проехав три палубы вверх, мы вышли на площадке со стеклянными, опалово-белыми стенами, из которых исходил мягкий свет. Обстановка напоминала Гелиополис, отчего моя тревога слегка утихла. Хайдрих отпер массивным ключом каюту, велел сопровождавшему нас охраннику сходить за какой-то Кристи и пропустил меня