Жмурки 2 - Татьяна Зимина

Я моргнул.

Беспомощно посмотрел ему за спину — на Гоплита, на отца Прохора… Я искал поддержки. Но наткнулся на полное непонимание.

— Фанатики хреновы! — я хотел в них плюнуть, но передумал. Много чести. — Вам преступник дороже родных. Там же Антигона, шеф! Амальтея, Афина…

— Как ты не понимаешь, кадет, — мягко, словно и не было никакого оскорбления, ответствовал Алекс. — Это чистой воды провокация.

— Горит ваш дом, шеф! Ваш ЛЮБИМЫЙ ДОМ, в котором вы прожили больше ста лет.

Мои первоиздания, — мелькнула мысль.

Мелькнула, и пропала. Что значит моя небольшая, можно сказать, скромная коллекция по сравнению с напластованиями эпох, свидетелем которых был Алекс?

Ими в нашем особняке пропитано всё: стены с старинными пожелтевшими обоями, их Алекс когда-то привёз из Парижа; текинские ковры, с развешенным поверх холодным оружием — и не какими-то новоделами, одна из сабель была подарена шефу турецким султаном Абдул-Меджидом, а длинный нож-кукри достался во время восстания сипаев, в котором шеф принимал самое горячее участие.

И это — так, мелочи.

Сам дом, сам ДУХ нашего особняка…

Я ещё раз посмотрел на Алекса и восхитился: как ему не больно?

Ты так в этом уверен, поручик? И хотя я понимаю, что это насилие над языком, всё-таки вынужден тебя попросить: РАЗУЙ ГЛАЗА.

— Святые Серафимы, — пробормотал позади Алекса отец Прохор, а потом широко, с душой размахнувшись, перекрестился.

Это его простое, и на первый взгляд незамысловатое действие натолкнуло меня…

— Если это провокация, шеф… Если это подстроил Шаман… Это значит…

Горло сдавило. В глазах сделалось темно, а в голове глухо бухнул погребальный колокол.

Значит, он там, рядом с нашим домом, — хотел сказать я.

Но Маша клятвенно заверила нас, что это не так.

Проведя простенький ритуал с картой и иголкой в качестве маятника, она сказала: Шаман уехал. В городе его нет.

— А где? — жадно вопросил шеф.

— Где надо, — отрезало жестокосердное чадо. — Скажу, когда буду уверена, что вы меня не бросите дома.

Удивительная дальновидность для девочки восьми лет. Ведь именно такую тактику и предлагала Аврора Францевна: Маша, мол, будет следить за перемещениями Шамана из дому, а она, соседка, будет звонить нам и передавать результат.

Но Маша молчала, как партизан, и только по-старушечьи поджимала губки, когда к ней начинали приставать с неуместными расспросами.

— Ведь это же не майор Котов, нет? — испуг мой начал проходить и я принялся рассуждать.

— Яша — слишком благородный человек, — кивнул Алекс. — Думаю, его кодекс чести не смог бы переломить ни один гипноз…

— Мы же решили, что это не гипноз, — перебил я.

Нетерпение брызгало из всех моих пор: хотелось срочно что-то делать, куда-то бежать, принимать меры… А не просиживать задницу на мягком диване.

— Это было неверное решение, — хладнокровно отбрил Алекс. — Я тут почитал… — и он помахал перед моим носом той самой тетрадью.

— Но что это? — отец Прохор предвосхитил мой вопрос. — Ты всё утро потратил на эту писанину, а что это такое — не говоришь.

— Рабочий дневник Платона Фёдоровича Запаскина, — торжественно изрёк шеф. — Здесь всё: эксперименты над детьми, превращение людей в зомби, и самое главное… Шаман.

Что?.. Но как?.. Почему?.. Откуда?

Все заговорили разом.

Даже Валид, крепко держа руль, развернул подвижное ухо в нашу сторону.

— Не благодарите, — ворчливо буркнула Маша, и все перевели взгляды на девочку. — Это случайно вышло. Я уже уходила, ну и решила прихватить что-нибудь, а то ведь никто мне не поверит, особенно тётенька, возьмёт и отправит обратно в детдом, а детдома нашего уже нет, и что мне тогда делать?

Прокрутив её темпераментную речь у себя в голове на медленной скорости, я спросил:

— Это было до того, как ты меня нашла, или после?

— После. Шаман привязал меня к стулу и я уснула, а Терентий меня разбудил, и тогда я стала искать и нашла вот это, — она кивком указала на тетрадь в глянцевой обложке в руках у Алекса.

Уголки обложки загибались назад, листы были истрёпаны и испещрены мелкими бисерными надписями.

— Но как ты?..

Я хотел спросить: ПОЧЕМУ она решила, что тетрадь представляет собой такую ценность? КАК у неё получилось не потерять, не забыть её где-нибудь, во время долгого путешествия домой?..

Но я не стал. Какая разница? Она это сделала и теперь мы можем узнать о нашей цели хоть что-нибудь.

А по словам Алекса — даже всё.

И всё это время мы удалялись от пожарища, от нашего дома, от девчонок, и всего, что меня связывало с Антигоной.

Опять я пообещал ей быть рядом и не пришел.

Взяв телефон негнущимися пальцами, я отстучал номер и приложил трубу к уху.

На этот раз обойдёмся без громкой.

— Шу?

— Мы не приедем.

— Я знаю. Но… Это ничего, — голос Антигоны вдруг стал тонким и ломким, как утренний ледок на поверхности лужи. — Аврора Францевна пригласила нас пожить у неё, так что передай папе…

И тут меня словно громом поразило.

Господи, как я не подумал об этом раньше?.. Антигона, Амальтея и Афина — его дочери. Он сам мне об этом говорил, и девчонки подтвердили, что прекрасно об этом знают.

И всё равно он не пожелал развернуть автобус.

Вернуться, прижать их к сердцу. Лично убедиться, что с ними всё в порядке.

Медленно подняв глаза, я посмотрел на шефа.

Тот лишь улыбнулся своей фирменной улыбкой — когда губы только чуть расходятся в стороны, а все чувства передаются через ироничный, всёпонимающий взгляд.

Наше возвращение что-то изменило бы, поручик? Куда вернее, оно привело бы в тщательно расставленную ловушку.

Никогда.

Никогда я не пойму этого человека.

И ведь я знаю, всеми печёнками чувствую: он прав.

Но должно же быть и что-то человеческое в нём, помимо холодного расчёта и инстинктивного, как амёба к теплу, стремления к справедливости?

— Стойте, — вдруг сказала Маша. — Нам надо вон туда, — и указала на ответвление дороги, ведущее через мост, на выборгскую сторону.

— Э… — конструктивно отреагировал шеф.

Но Валид, навалившись на громадную, как тележное