Князь мертвецов - Илона Волынская

– Вот и вы нам – по сусалам.

– Поглядим, что за высокоблагородие тут грозится. – В мундире, накинутом поверх мятой сорочки, из темноты шагнул Петр Шабельский. Первым делом взгляд его остановился на Мите, глаза Шабельского сперва расширились, потом угрожающе сузились, и он рявкнул: – Да вы преследуете наше семейство, что ли, Дмитрий?

– Я велел привесссти ссстаршего офицера! – Сейчас голос отца походил не столько на рык, сколько на шипение. – Где ваш ротмистр?

– А… Э… Штабс-ротмистр Зарецкий отдыхает… – забормотал Петр, невольно натягивая мундир и торопливо застегивая пуговицы.

– По кабакам? – Лицо отца словно застыло в гримасе леденящей ярости. – Что ж, поручик, считайте, ваш звездный час. Сколько человек вы можете вывести из казарм сейчас, сразу, быстро?

– Если совсем быстро, то с десяток… Э… Аркадий Валерьянович? О чем вы? Каких человек?

– Да уж не полковых маркитанток! – рявкнул отец. – Улан, верхом и при оружии! Поднимайте этот десяток, живо! Поедете со мной!

– Но… на каком основании? – возмутился пришедший в себя Шабельский.

– Петр Родионович, – явно сдерживаясь, процедил отец, – если вы меня сейчас заставите терять время и добиваться приказа губернатора, я его, конечно, получу…

Мите пришлось призвать всю светскую выучку, чтобы удержать лицо. Если поручик заартачится, к губернатору они не поедут. Они помчатся к месту убийства вчетвером, если считать городового, и… неизвестно, что там встретят!

– …Но клянусь Мораной Темной и Симарглом-покровителем сыскарей, я добьюсь, чтоб под трибунал отправились не только этот ваш… Зарецкий, но и вы! – в лицо поручику процедил отец.

А тот… попятился.

– Так что поторопитесь… если, конечно, сами хотите получить следующее звание!

Шабельский еще мгновение постоял, хлопая глазами, как разбуженная сова… и опрометью кинулся обратно. Слышно было, как там, за караулкой, по плацу уланского полка затопотали конские копыта, а в казармах началась суета.

– Жаль, Ингвара нет, он бы сказал… – начал Митя.

– Все же печально, что у нас должный порядок заменяется начальственным рыком, а подчиненные не знают толком не только прав своих, но и обязанностей. – Обнаружившийся за спиной старший Штольц укоризненно покачал головой. – Ежели сейчас это и работает на нас, то в иной ситуации эдакая готовность исполнять приказы любого вышестоящего может обернуться истинной катастрофой!

– И без Ингвара обошлись, – вздохнул Митя и, по широкой дуге обойдя перевесившегося через бортик кузова городового, вернулся к своему автоматону.

Ждать пришлось недолго. Ворота в заборе, отделяющие солдатские лагеря от остального города, распахнулись, и наружу наметом вылетел Шабельский во главе десятка улан. Явно красуясь, осадил скакуна перед отцовским автоматоном. Митя уставился на коня во все глаза: это была вовсе не та непримечательная конячка, что он видел у крыльца особняка Шабельских. Под седлом, по-лебяжьи выгибая шею, перебирал точеными ногами великолепный гнедой.

«А у Лидии – платье из альвийского шелка? Ну Даринка…» Митя дернул рычаг автоматона, выпуская коню в морду струю пара. Гнедой нервно заплясал, Шабельского нелепо мотнуло в седле, а Митя бросил пароконя вперед, коротко скомандовав:

– За мной! – И рванул туда, куда его тянуло, манило, вело за собой омерзительное и одновременно завораживающе привлекательное ощущение чудовищной смерти. Страшной. Мучительной. Смерти многих людей.

Ему казалось… Разное казалось. Будто перед ним по земле вьется черная лента, широкая, маслянистая, блестящая… отвратительная и в то же время так и тянущая прикоснуться. Схватить, смять в кулаке и позволить унести себя за угольно-черный ночной горизонт, в котором не мерцало ни единого огонька. Иногда эта лента будто сливалась в тонкий, вытянутый силуэт – и в свете глаз пароконя словно мелькал хвост черной лисицы. Целиком угольно-черной, какими обычно бывают только коты. Она бежала впереди, вроде бы неспешно, мелко перебирая лапками, но всегда оказывалась впереди мчащегося автоматонным галопом пароконя. Иногда даже поворачивала острую морду с треугольниками настороженных ушей, словно поторапливая.

Пароконь скакал вдоль центрального проспекта – булыжники мостовой тускло блестели, когда на них падал свет из глаз автоматона. Мостовую сменили дощатые мостки, а затем раскисшая от дождей земля. Под копытами густо и влажно зачавкало, Мите пришлось сбросить скорость, он пустил автоматон шагом, объезжая строящийся вокзал. От идущей позади паротелеги слышались жалобные стоны болтающегося в кузове городового.

Митя вцепился в рычаги, обводя автоматон вокруг строительных ям и набросанных в беспорядке балок и кирпичей. Приходилось все время глядеть, куда ступает пароконь, так что Митя даже не сразу понял, что кажется ему таким непривычным в недостроенном вокзале. И лишь потом сообразил. Две почти законченные башенки, делавшие Екатеринославский вокзал похожим на боярский терем, черными стрелами возвышались на фоне темного неба… но рядом не было привычных фигур големов. И оттого казалось, что вокруг просторно и как-то дико.

Вокзал остался позади, перед Митей развернулась лента железнодорожной колеи. Недавно уложенные рельсы маслянисто поблескивали даже в слабом свете звезд, дорога уходила за горизонт – вдоль нее Митя и поехал. Земля у железнодорожной насыпи была изрядно перекопана и разворочена, ход пришлось сбавить еще. Послышался топот многочисленных копыт, и обозленный Петр Шабельский нагнал отцовского пароконя, что словно привязанный следовал за Митей.

– Аркадий Валерьянович, я требую, наконец, объяснений! Куда мы скачем? Почему я должен гнать моих солдат за… странно ведущим себя мальчишкой? Если вы не поняли – я сына вашего имею в виду!

– Не беспокойтесь, поручик, я понял, – процедил отец. – Можете возвращаться.

Шабельский даже икнул от неожиданности – или просто конь неловко ступил?

– Скажете своему полковнику, что просто выехали ночью прогуляться, потом заскучали и вернулись, – закончил отец.

– Но вы же сами! – раздался возмущенный вопль.

– Я – гражданское лицо, у меня даже приказа губернатора не было, – невинно сообщил отец.

Звуки их свары отдалились, Митя снова ускорил автоматон. Пожухлая трава в прорезанной железнодорожным полотном степи ложилась под пароконские копыта; внутренности вдруг начало скручивать в узел от разлитого в воздухе ужаса.

– Все, с меня довольно, я возвращаюсь! – заорал чуть ли не над самым ухом Петр Шабельский.

– Туда! – одними губами шепнул Митя, выжимая рукоятку, и вновь погнал автоматон в галоп.

– Митя, стой, ноги коню переломаешь! – закричал вслед отец.

– Вот именно! – выпалил Шабельский. – А у наших они даже и не железные!

Но Митя уже не слушал, да толком и не слышал: он мчался навстречу густому, тяжелому, забивающему ноздри запаху крови. Атоматон забуксовал, взлетая на железнодорожную насыпь, закачался, балансируя на трех ногах, но снова пыхнул паром, выправился и вскарабкался-таки. Митя выскочил из седла и припал на одно колено, коснувшись пальцем темных брызг на деревянных шпалах.

– Ну, что там?

Гнать пароконя на насыпь отец не стал, оставил внизу и поднялся пешком. За ним следовал Свенельд Карлович и угрюмо пыхтел поручик.

– Кровь тут… – принюхиваясь к пальцам, хмуро ответил Митя.

– Пятна вот эти? – Поручик повозил по шпалам подошвой кавалерийского сапога. – Да с чего вы взяли? А даже если кровь, мало ли что могло статься? Стройка все же…

– Стройка, – согласился Митя. Вскочил и огляделся. – Где големы? Тут должны быть големы.

– Каббалисты Полякова мне доклады не шлют! Откуда мне знать, куда эти… инородцы… – судя по паузе, поручик хотел употребить совсем иное слово, – своих глиняных кукол гоняют? Вы не находите, что это уже слишком, господин Меркулов? Не знаю, что вашему сыну мерещится в нервических припадках, но гоняться за его миражами – с уланами?

– Нога, вашебродь, тут нога! – вдруг пронзительно заорали из-под насыпи. – Нога скачет!

– Какая еще… – Поручик обернулся.

Из тьмы прямо на него выскочила нога. Огромная, глиняная, она проскакала вверх по насыпи и ринулась прямиком на поручика. Шабельский заорал и рухнул с насыпи, кубарем покатившись вниз. Нога с грохотом обрушилась как