Князь мертвецов - Илона Волынская

– Куда вы пойдете, опомнитесь – вас всюду найдут!

– Хоть в Харьковскую губернию выберемся, – может, там полиция не в сговоре! Шмуэль Бенционович, ящик сюда давайте!

Единственный не участвовавший в драке голем медленно согнулся, бережно опуская рядом с Пахомовым ящик.

– Тут ваш полицмейстер со товарищи взрывчатки припасли – големов взрывать. Людям с избытком хватит! Пого́ните лошадей за нами – всё взлетит на воздух!

– Ваше высокоблагородие, чё, и впрямь взорвется? – громким шепотом спросил улан.

– Боюсь, что да… – не сводя глаз с инженера, процедил отец.

– Вам ли не знать – для себя ведь делали! – истерически хохотнул Пахомов; глаза его безумно блестели, на щеках играл нервный румянец. Было ясно, что в таком состоянии он способен на что угодно. – Шмуэль Бенционович, отводите йосек, я вас догоню!

– Как догоните, Семен Васильевич, рана же у вас… – с плеча голема откликнулся растерянный каббалист.

– Как-нибудь! – огрызнулся Пахомов. – Не догоню – сами уходите! Пошли, ну! – властно выкрикнул он, опуская бомбу на ящик со взрывчаткой.

Объемная «адская машинка» почти вырвалась у него из рук и тяжеловесно грюкнула об крышку.

– Ха-ах! – кажется, все выдохнули в один миг, дружно. Сам Пахомов застыл, раскорячившись с протянутыми руками, и зажмурился в ожидании немедленной смерти.

Бомба застыла в полунаклоне, и… ничего не произошло.

Отец выдохнул, среди улан раздалась негромкая облегченная ругань.

– Э, а этот-то! Уходит, вашвысокбродь!

– Не двигаться! Второй раз не повезет. Пойдете за мной – взорвется! – Пахомов торопливо пятился прочь.

– Нельзя их отпускать, оне полицмейстера убили!

– Он сам пришел нас убить! – крикнул Пахомов, повернулся и, зажимая рану, поковылял к поджидающим невдалеке големам.

Глаза великанов дружно вспыхнули; еще мгновение, и инженер отойдет достаточно, чтоб глиняная ручища могла обхватить его и закинуть голему на загривок…

Инженер споткнулся. Дернулся, будто нога его застряла в кротовой норе. Посмотрел вниз… и завизжал.

Из-за его спины медленно поднималась изломанная, гротескная фигура в рваной одежде. Кособочась и вихляясь, как марионеточная кукла на веревочках, мертвый полицмейстер шагнул вперед и обхватил инженера обеими руками, прижимая к груди…

По-паучьи, выгибаясь всеми конечностями, мертвяки стремительно поползли к големам. Один оттолкнулся руками и ногами и прыгнул, как на пружинах. Кроша глину, голему в грудь вошли появившиеся на пальцах мертвяка когти, и над плечом великана вдруг поднялось бледное лицо с вдавленным внутрь носом. Мертвые, широко распахнутые глаза тощего мазурика уставились на каббалиста, а когтистые лапы метнулись к горлу.

Каббалист заорал и свалился с высоты голема. Раздался глухой стук и… огоньки в глазницах глиняных великанов начали гаснуть. Големы застыли неподвижными истуканами.

В тот же миг мертвецы начали падать, точно марионетки с обрезанными нитками. И тоже застыли.

За спиной у ошеломленно взирающих на это уланов Митя согнулся в седле, двумя пальцами зажимая переносицу, чтоб унять капавшую из носа кровь.

– Что стали, хлопцы! – раздался хриплый голос, и из мрака, пошатываясь, приковылял Шабельский в изодранном мундире. – Нна! – Носком подкованного сапога он ударил инженера в лицо, опрокидывая его наземь.

Вторая фигура материализовалась из тьмы, и новый удар прилетел уже в лицо Шабельскому.

– Немчура поганая, так ты с ними! – лапая себя за пояс в поисках сломанной сабли, взвизгнул Шабельский.

– Поручик, молчать! Под трибунал пойдете! – спешившийся отец встал между Шабельским и подоспевшим Свенельдом Карловичем. И отрывисто скомандовал уланам: – Связать! Погрузить на паротелегу! Не бить! Командуйте своими людьми, поручик, а с вами мы потом разберемся.

– Еще посмотрим, кто с кем… – угрюмо бросил Шабельский и похромал к своим уланам. – Все слышали? Коня моего найдите… А этих – в кузов!

Пахомова с лежащим без сознания каббалистом потащили к пригнанной Штольцем паротелеге. Митя был уверен, что по дороге им втихаря еще насовали кулаками, но вмешаться не мог – кровь из носа продолжала течь, и оставалось только надеяться, что никто не спросит – почему.

– Видал? Жид-то не только чýдами глиняными правит, так еще и мертвяков поднял! – пропыхтел волокущий каббалиста за ноги улан.

– Дык это ж вроде Моранина сила? – отозвался его напарник – тот самый молодой улан, что выстрелил в Митю.

– Где ты тута Моранычей видел? – откликнулся первый. – Да и не всё одно: что те, что эти – бесовская сила! – Раскачав, они, ровно тюк, закинули каббалиста в кузов.

– Ты и ты – остаетесь караулить! – скомандовал уже сидящий верхом Шабельский. Еще недавно роскошный, его гнедой конь выглядел откровенно жалко – с сапом дышал, поводя вздувающимися боками, и то и дело норовил свесить голову между ног. – Чтоб никто те бомбы в ящике не тронул. Не ворчать! Я б германца оставил, все едино от него никакого толку, так наш господин главный полицейский не велит. – Голос Шабельского наполнился язвительностью.

– Ваши уланы паротелегу поведут? Скажут ей «но, пошла»? – озлился Митя.

Что этот поручик себе позволяет? Свенельд Карлович – отцовский хирдман и обязан драться на его стороне… а не торчать в степи до утра!

– А вы, Дмитрий, извольте помолчать! Отсиделись за нашими спинами в драке, вот и дальше… сидите тихо! – фыркнул Шабельский.

Оба улана изумленно покосились сперва на своего поручика, потом на Митю… Молодой даже виновато потупился.

Пахомова тоже затолкали в кузов, двигатель пыхнул, пуская свистящие белые струйки, и паротелега сдвинулась с места. Митя догнал и поехал рядом, с другой стороны от телеги держался отец. Уланы во главе с Шабельским ехали следом, Митя затылком чуял устремленные на паротелегу недобрые взгляды.

– Конец нам, совсем конец! – сквозь стрекот паротелеги иногда пробивался монотонный, полный смертного ужаса шепот очнувшегося каббалиста.

Глава 48

Маца из полицмейстера

– Повесить! Обоих!

Кулак губернатора Дурново Ивана Николаевича с грохотом обрушился на стол. Дубовая, толщиной в руку столешница крякнула, хрустнула и разошлась широченной трещиной, оплавленной по краям.

– Сильны, ваше превосходительство! – прогудел Потапенко и даже приподнялся, одобрительно разглядывая слегка дымящуюся трещину.

Стул, шире и вдвое крепче обычного, специально припасенный в губернаторском кабинете для казацкого старши́ны, сдавленно скрипнул под весом его облаченной в казачий мундир громадной фигуры.

– Что? – рыкнул губернатор и только тогда посмотрел на дело рук своих. Точнее, одного кулака. Пару мгновений он рассматривал трещину, даже погладил кончиками пальцев края и наконец шумно выдохнул, явственно успокаиваясь. Затем провел по ней ладонью уже с явным удовольствием и пророкотал: – Простите, господа. Силу не рассчитал. – В голосе массивного и немолодого Кровного Внука Велеса-Змея прозвучало самое настоящее кокетство – как у барышни, сумевшей невзначай показать желанному кавалеру безупречную лодыжку в прелестной туфельке.

– Ну так Кровь же Молодая, вот и играет! – протянул глава железнодорожных жандармов Мелков и льстиво захихикал.

– Ты уж скажешь, Феофан Феофанович! – почти зарделся губернатор.

Под бородой и не разглядишь, может, даже и впрямь залился смущенным румянцем.

«Молодая Кровь за полтысячи лет достаточно состарилась, чтобы бережно хранить и лелеять все доказательства своей молодости. Не удивлюсь, если губернатор прикажет не убирать испорченный стол и даже велит развернуть его трещиной к посетителям, чтоб все видели», – подумал Митя.

Его вместе с Шабельским отец привел на совещание к губернатору, как свидетелей ночной баталии. Теперь они тихо сидели в углу на банкетке: Шабельский был явно взволнован и преисполнен важности, сам Митя – задумчив. В гостиных Петербурга он провожал мечтательным взглядом важных сановников, зная, что для вхожих в высокие начальственные кабинеты и двери светских гостиных распахиваются с охотой. И вот он в одном таком – пусть еще не в царском, но губернаторском дворце, и… Ничего не испытывает, кроме желания поспать, да еще избавиться от плавающих в его сознании ошметков чужой памяти. Подхваченные от мертвецов воспоминания были откровенно… мерзкими, причем он и сам