Головы с плеч - Зои Хана Микута

Кэресел, стоя над ней, презрительно фыркнула.

Потом поддала ногой Икке по ребрам, и пленница скатилась с дорожки в воду, которая в Роще Петры служила вместо газона.

Икка непроизвольно ахнула, сначала от холода, потом – оттого, что не смогла достать ногами дно. Но нет, этого же не может быть, она видела, что этот пруд совсем мелкий, видела в свете плавающих фонариков, когда они с Чеширом пришли во дворец. Она… что?

Ой.

Рассказчик просит у тебя прощения, дорогой читатель. Нам трудно следить за нашей Иккадорой; она и сама с трудом может следить за своими действиями и передвижениями к этому моменту… да. Сейчас Икка была Ханой в пентхаусе, она свисала со стропил, держась за них четырьмя руками, а ноги ее болтались в воздухе. Потом она побежала по потолку к обитателям квартиры, забившимся в угол, и… да. Она снова здесь. Икка тонула.

Каро вытащила ее на поверхность, держа за шиворот. Оказалось, что вода едва доходила ей до колен. Каро тряхнула ее, расхохоталась. Икка закашлялась, сделала несколько глубоких вдохов.

– Во имя богов, – гоготала Каро. – Ты действительно съехала с катушек!

Икка чуть не огрызнулась. «Заткни пасть, идиотка. Ты даже не поняла, что я все это время дергала тебя за ниточки, потому что в желудке у тебя лепестки». Но она прикусила язык. До входа во дворец оставалось несколько дюжин шагов. А Икке очень нужно было поговорить с Червонной Королевой.

Каро дернула Икку за руку, и они пошли к крыльцу, оставляя за собой мокрые следы.

Икка нащупала странную тонкую линию, которая отмечала границу души Каро, и эта линия находилась совсем рядом с границами души Икки. Это определенно не походило на управление Святыми: Икка отнюдь не превратилась в Каро, потому что Каро была намного более живой, чем остальные существа, в сознание которых проникала Икка. Это Икка выяснила за последние несколько дней. Подчиняя себе Святых, она, в свою очередь, открывала им доступ в свой мозг. Они могли читать мысли Икки, но Икке это было безразлично, потому что она сама была безразлична Святым. Святые были пустыми оболочками. Однако в случае Каро требовался более тонкий подход.

Итак, сейчас Икка действовала осторожно, заглядывая в душу Кэресел Рэббит поверх этой тонкой линии, пытаясь влиять на ее мысли незаметно. «Отведи Икку во дворец. Мне кажется, Икку нужно оставить в живых, чтобы она остановила своих Святых». Эти подсказки были делом несложным, и Икка заставила бы Каро совершить и другие, более рискованные поступки, если бы ей не стало ясно, что Каро на самом деле была обузой. Икка смогла бы контролировать еще дюжину Святых, не теряя способности к концентрации и не покидая своего тела, если бы не привязала к себе Каро.

Если бы это происходило несколько лет назад, когда они обе были убеждены, что являются одним целым, одной жестокой, скучающей душой! Тогда Икка не натыкалась бы на мысли о квартире Каро, квартире с огромными окнами и Темной, сверкающей ванной. Кэресел скучала по квартире, и поэтому Икка по ней тоже скучала, дрожа на зимнем ветру в промокшей насквозь одежде, и думала о поленьях, трещавших в камине – где я сожгла ее книгу… Вот сучка. Эта сучка сожгла ее книгу. И подумать только! Она должна была жить здесь со мной… Что?

Икка покосилась на Каро, которая тащила ее, Икку, ко входу во дворец. По ее лицу нельзя было угадать, о чем она думает. Но Икка находилась в голове Каро, и поэтому она все видела. Видела мимолетный образ… Кролик всегда отличалась богатым воображением… Икка видела собственные черные волосы, разметавшиеся по белым простыням. Свои губы, угрюмо опущенный уголок рта. Это было так странно, что Икка споткнулась о собственные ноги и упала на четвереньки.

Она смотрела на гравий между своими растопыренными пальцами, но видела себя в голове Каро, хотя сама Каро в это время хихикала, осыпала ее издевками. Потом ведьма-ворона заставила свою пленницу подняться. Икка плюнула Каро в лицо просто для того, чтобы прогнать этот образ, и он исчез, но тут же сменился другим: теперь Каро представляла, как душит Икку. Вот, так лучше. Теперь все правильно. То, что надо.

– Чего это ты покраснела, – фыркнула Каро, вытирая со щеки серебристую слюну. – Ты отвратительна. Неужели Чеширу такое нравится?

Икка ничего не ответила. Насмешки Каро были где-то далеко – на самом-то деле слишком близко, но Икка не могла сейчас о них думать, она слишком растерялась. Ее встревожило то, как легко ее лицо появилось в сознании Каро. Как быстро Каро задавила эту мысль. Икка не давила мысли о Кролике. Она позволяла им накапливаться до тех пор, пока они не переливались через край. Это была давняя привычка, от которой Икка так и не собралась избавиться, вроде привычки щипать незажившие раны. Она предавалась навязчивым мыслям и расковыривала свои раны, потому что – какого черта ей еще было делать? Остановиться? Просто остановиться?

В этот миг Каро остановилась, и на ее лице появилось недоуменное выражение. Икка разорвала мысленную связь, и они пошли дальше.

Эти лепестки в конце концов должны были покинуть организм Кролика, чем Кролик и отличалась от Святых. Тогда Икка получит новые лепестки.

В этом и заключалось ее преимущество. Она чувствовала себя такой больной от этой розовой магии, что испытывала смутное отвращение к себе: трясущееся физическое тело, заторможенный мозг. Да, в этом было ее преимущество. Она могла это выдержать. Она возвращалась к этой мысли снова и снова.

Потому что на самом деле Икке все это нравилось.

Несмотря на то, что она не могла передвигаться без помощи Каро, она чувствовала, как ее могущество распространяется вокруг, как будто она была девочкой, лежащей посреди цветущего поля. Вроде той маленькой садистки из древней легенды о сотворении мира. Икка представила, как потягивается, как ее руки задевают стебли чертополоха, как рушатся миры, когда она делает вдох.

Эта приятная мысль сформировалась в голове Икки, когда они переступили порог дворца и вошли в вестибюль. Стражники, охранявшие вход, узнали Кэресел и расступились, но она, сделав шаг, застыла.

– Алиса, – прошептала Каро, вцепившись в ворот Икки и наклонившись над ней.

Икка сразу же взмокла: ей стоило огромных усилий держаться на ногах.

– Почему я думаю о преданиях насчет сотворения мира?

– Потому что у тебя каша в голове, но ко мне это не имеет никакого отношения, – рявкнула Икка и коснулась границы, разделявшей их души.

«Должно быть, я вспоминаю об этом потому,