Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи

Полная противоположность Зарии – всепрощающая, светящаяся добром Лорелея – ждала частично сменившую состав группу в зале на четвертом этаже. Мастерица иллюзий любила большие пространства: она звала воздух своим полотном, а воплотившиеся образы – красками, что помогали менять реальность. В детстве меня поражали ее умения, настолько реалистичными были иллюзии, но как только я научился создавать нечто отдаленно похожее, это избавило ее от ореола таинственности в моих глазах. К тому же в те времена, когда я был зазнавшимся и злющим подростком, а жители Ателлы не упускали возможности на это указать, Лорелея проявляла чудеса вежливости и внимания, и это еще больше отталкивало. Что-то в ее миловидности казалось страшнее моего отражения, а ее грудь виделась зияющей дырой, в которую кто-то насильно вставил чрезмерно доброе сердце.

Чтобы исключить элемент личного отношения, Лорелея подготовила сосуд, в котором на свернутых в трубочку кусках бумаги подробно, до мельчайших деталей, описывался нужный образ. Первый же из конкурсантов провалился, перепутав цвет платья дамы, что должна была спеть. Возможно, он предпочел допустить именно эту ошибку, чтобы не испытать позора позже – голосовые иллюзии невероятно сложны, и овладеть ими способны лишь немногие. Второму удалось учесть все детали и пройти, третий сдался еще на этапе подготовки, а затем задание наконец досталось мне.

Создавая то, что однажды Лорелея, вероятно, вычитала в какой-то из книг, я чуть отошел в сторону – сцена обещала быть масштабной. Первым в комнате появился огромный камень: светло-серый, высотой в два человеческих роста, стоящий на островке из свежей травы, что едва заметно колыхалась от слабых порывов ветра. Затем из-за него выглянул молодой мужчина в нелепой шапке с торчащим гусиным пером. Он опасливо оглядывался, будто ожидая удара от невидимого противника, и рука, что он прятал за спиной, тревожно дрожала. Где-то вдалеке, словно за окном, возник свист, а позже его источник материализовался в комнате в виде стрелы, пробившей головной убор барда насквозь – он чудом успел пригнуться. Чужая рука затащила его в укрытие и злобно отчитала:

– Совсем безумный! Куда полез? Хочешь…

– …получить стрелу меж глаз? – закончил реальный голос из-за спины.

Я инстинктивно обернулся, отчего иллюзия померкла – всего на несколько мгновений, но этого могло быть достаточно, чтобы отстранить меня за ошибку. Холден стоял в дверях, сложив руки на груди и нахально улыбаясь. Я не стал спрашивать, по какой причине ноги принесли его в чужой кабинет, хотя, безусловно, пылал желанием уточнить, намеренно ли он зашел именно в момент моей демонстрации.

Я взглянул на Лорелею. Та кивнула – медленно, с легкой улыбкой – и указала рукой туда, куда отправляла всех допущенных до следующего испытания. Невидимый, но невыносимый груз упал с плеч: жить с осознанием того, что одна лишь брошенная Холденом фраза лишила меня возможности побороться за статус Верховного, вероятно, действительно омрачило бы дальнейшую жизнь тенью позора.

Он был ребенком. Я был ребенком. Дети проявляют жестокость, но не все они вырастают в столь же жестоких взрослых. Люди меняются, хоть я сам, как иногда казалось, не менялся вовсе, лишь прогибался под обстоятельства, приспосабливался. Слишком упертый, чтобы на самом деле позволить миру повлиять на меня, чтобы открыться ему. С годами лишь чувства научился прятать глубже, оттого и казалось, будто стал тверже. Но сердце, по ощущениям, в самом деле заледенело.

Может, Маркус был прав, когда сказал, что объявиться здесь – глупая затея.

– Не мешай, – мягко попросила Лорелея, обращаясь к Холдену. – Ты сбиваешь учеников.

– Если это способно их сбить, может…

– Ступай.

И он ушел. Спорить с Лорелеей, как бы ни был учтив ее тон, никто не решался: дочь главы Гептагона хоть и не унаследовала внешнюю суровость, внутренней все же обладала, и даже приторно сладкая улыбка на идеальном молодом лице не была в силах это скрыть.

На этом этапе отбора отсеялось в разы больше кандидатов, чем на предыдущих, что, конечно, логично – в таком порядке их поставили именно из-за нарастающей сложности, – однако я не ожидал, что иллюзии даются многим чародеям с таким трудом. В детстве в этих стенах меня ругали за бахвальство, пытаясь втолковать, что некоторым требуется больше времени для освоения какого-либо навыка. Но я и тогда понимал: не научишься сразу – эта слабость будет отравлять твою жизнь, пока не станет причиной ее конца.

К моменту встречи с Томико наши ряды исчислялись уже не сотнями – десятками.

Разглядывая ее, я всегда думал, будто боги выбирают Верховных по принципу разнообразия: строгая пожилая Кьяра, пышущий здоровьем медведь Тристрам, мощная горячая Зария, сдержанная и стойкая Лорелея, Холден, присоединившийся к ним, казалось, из-за ребяческого нрава. И Томико – нечто тонкое и удивительное, почти эфемерное. Ее специальностью не случайно были именно телесные и внетелесные практики: ей это давалось так легко, что, казалось, работает само собой, а она лишь проводник, чьими руками духи творят чудеса. В детстве я с ней не слишком ладил, но предмет был мне интересен, хоть в перерывах между сдачей экзаменов я только и делал, что засматривался на блестящие черные волосы и бездонные глаза, природой спрятанные от любопытных взоров.

– Займите места. – Голос Томико был слишком высоким для занимающей столь серьезный пост женщины, но заученные фразы помогали звучать весомее. – Настройтесь на работу вне тела. Сегодня я буду проверять только ее.

Она всегда говорила, что практики даются легче в определенной позе, и с годами привыкаешь принимать ее не задумываясь: садишься на пол – без какой-либо подстилки, – пятки сводишь вместе, кладешь ладони на колени и нажимаешь на них, опуская, насколько это возможно. Так, по ее мнению, духам удобнее входить в наши тела и выходить из них. Признаться, покидал тело я всегда моментально и с большой охотой, но возвращаться и в особенности восстанавливаться после путешествия действительно проще, когда оставил сосуд в подходящем положении.

– Раздвиньте границы сознания. Вспомните, как устроена Ателла, есть ли в ней потайные ходы и скрытые от чужаков комнаты. Найдите конверт, на котором указано ваше имя, только ваше – чужие не подойдут. – Томико приняла ту же позу, голос ее стал размеренным и тихим: вероятно, готовилась наблюдать за испытуемыми в процессе выполнения задания. – До конца дня вы должны сообщить о его местонахождении.

Она бросила на меня краткий взгляд – такой же, как и на прочих, – и я кивнул, подтверждая, что все расслышал.

Чувство легкости, что давало избавление от тела, непередаваемо. Когда-то я так стремился к нему, что проводил так большую