Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи

Найти Маркуса ожидаемо получилось в кабинете: он будто не сдвинулся с тех пор как я оставил его, и даже помятые мной бумаги, казалось, лежали на том же месте. Взгляда он снова не поднял.

– Что, даже не спросишь, как все прошло?

– Раз вернулся, поджав хвост, то и спрашивать не нужно. – Хотелось бы сказать, что звучало разочарованно, но мастер не мог сдержать улыбки. – Ну так что? На чем споткнулся?

– Ни на чем, – пожал плечами я, откусывая яблоко. Пришлось расчистить место от книг, чтобы устроиться на диване, но расположился я весьма удобно.

– То есть?

– То и есть, мастер. Позорного поражения, которого ты так боялся, не случилось. Встречай, новый Верховный! – Я указал на себя, проведя рукой от головы до пят. – Собственной персоной.

– И что они…

Маркус поднял голову, но замолчал. Даже дергающаяся от отвращения губа замерла – так обычно он смотрел на тех, кто пытался обмануть его доверие или выплатить неполную сумму, ссылаясь на выдуманные причины. Я почти чувствовал, как сверкают новообретенные кровавые алмазы в моих глазах, привлекая его внимание, и им удалось его сразить. Долгое время Маркус не находил слов, пока наконец не прокашлялся.

– Что они тебе предложили?

– Боги? – уточнил я.

– Какие боги, Эгельдор! Неужто повелся на эту чушь?

– Если ты о Гептагоне, то что они могут предложить? Только навязывают правила и выдают бесконечный список новых обязательств, – бормотал я, дожевывая яблоко. Около сердцевины оно стало жутко кислым, отчего я невольно поморщился. – Скукота смертная, но, полагаю, я смогу совмещать это с нашей работой.

Губа его снова задергалась, и Маркус размашистым движением зачесал волосы назад, открывая взору совершенно разъяренное лицо. Удивил. Я даже перестал искать глазами место, куда можно было бы закинуть огрызок.

– Не утруждайся, – отрезал он. – Я освобождаю тебя.

– Да не стоит. Успею и туда, и сюда.

– Я, можно сказать, воспитывал тебя, а потому знаю, что ты не так умен, как привык думать. Но даже я не представлял, что с годами твоя глупость разрослась до столь шокирующих масштабов. – Мастер встал с места, и отчего-то мне почудилось, будто он вот-вот набросится на меня, как дикий зверь. – У всего есть цена. И у места в совете. И у места подле меня.

– И чем же, как ты думаешь, мне придется платить? – прищурился я.

– Дело твое. На территорию Ателлы я поклялся более не ступать, и твоя жизнь там совершенно меня не заботит. Но все то время, что я тебя обучал, что находил тебе контракты, что прятал тебя от недовольных мужей и отцов, тоже не было подарком небес. И за него ты очень многое мне должен.

Поначалу, когда он бывал так серьезен, я правда его боялся – столько легенд и слухов о нем ходило, что сложно было не поверить в истинность прозвища Великий и Ужасный. А проведя с ним бесконечные дни, месяцы и годы, перестал воспринимать эту каменную мину всерьез, ведь знал: позлится и поругается, но смягчится, поможет, вытащит. Потому и думал, что, несмотря на предостережения несколькими днями ранее, Маркус порадуется моему успеху – он частично принадлежал и ему, дописывал его историю.

Вот только теперь острый конец его трости, упершись в мою грудь, окрасил кожу красным, и страх перед гневом мастера вспыхнул так ярко, будто никуда и не уходил.

– Я затребую долг, когда сочту нужным. – Он надавливал все сильнее, но не спешил. Я ощущал каждое, даже самое неуловимое, его движение. – А до тех пор убедись, что сделал в жизни все, чего хотел. Приобрел все самое дорогое и редкое. Возлежал с лучшей женщиной, обрел верного друга, нашел объект восхищения. Познал истинную силу.

Хотелось рассмеяться в ответ на его угрозы, но не удалось даже разлепить сухие губы – все еще мучила жажда после испытаний.

– И тогда я приду, чтобы забрать у тебя самое ценное, – почти выплюнул Маркус. – Потому что, если растешь и питаешься под моей крышей, меня надобно слушать. Пост Верховного – не привилегия, это клеймо, и если бы хоть иногда ты на самом деле…

– Твоей крышей? Да пока ты не осел в этом поместье, мы мотались с одного постоялого двора на другой, и я, уж заметь, делал не меньше, чем ты. – Набрался сил, произнес, подавил первобытные чувства. Вперед вышли задетая гордость и здравый смысл. – Презираешь Кьяру, а ведь и сам, постарев, придумал для других какие-то требования. И никто, кроме тебя самого, не может им соответствовать! Недостойны. – Я выставил грудь вперед, заставляя кончик трости войти в плоть. Мастер чуть отпрянул, позволив мне приподняться, а затем и вовсе встать; попятился, но запуганным не показался. – Недостаточно умны, подкованы, не на все готовы. Ты ведь свои драгоценные руки давно перестал пачкать. Как удобно, когда для этого есть какой-то беспризорник вроде меня, правда? Одинокий, забитый, мечтающий бежать на край света и всем утереть нос. Думал, такие не прыгают выше головы? Вечно целуют пятки хозяина?

– Думал, они будут благодарны за то, что им дают.

– Боги, да сколько же можно? – Я обхватил ладонью трость, откинул ее, не встретив сопротивления. Маркус в ответ лишь спрятал руки в карманах сюртука – демонстрировал, как безразличны ему мои пламенные речи. – Я отплатил тебе сполна! Будешь требовать по золотому за каждый кусок хлеба, съеденный мной за эти годы?

– Не все, что я делал для тебя, было так уж очевидно.

– Тебя об этом никто не просил!

– Возвращайся в Ателлу, достопочтенный Верховный, – холодно отчеканил Маркус. – Живи, как тебе угодно, но помни, что я могу вернуться и потребовать то, что по праву принадлежит мне.

Я весь пылал, но его сдержанность не позволяла выпустить пар. То, как он вел себя с теми, кого собирался убить, с теми, кто требовался лишь ради определенной цели, с теми, кто должен был сыграть роль в его представлении, – я все это видел. В том числе в день, когда сообщил ему новость, навсегда изменившую мою жизнь.

Каждая секунда подле мастера была подобна ветру, разжигавшему костер моего негодования, но я знал: нельзя, иначе не сумею уберечь и монеты. Казалось, он говорил совсем не о деньгах, иначе любой долг я бы вернул мгновенно. Аппетиты его были мне известны – жаден он до безумия. Выходило, я мог забрать и кое-какие запасы, и вещи, и материалы для экспериментов, которые Маркусу были ни к чему. Вот только после мне уже не вернуться